Колесников с трудом держится на ногах, все время пытается сползти вниз по стене.

— Эмик…Эм…Ик!

— Колесников, я тебя довезу до дома.

— Эмик, ты должна меня простить…

— Я прощаю тебя, Кирилл, дай мне свои ключи, я довезу тебя до дома.

— Эмик, ты меня уважаешь?

— Дай мне свои ключи, блин!

Я бью его ладошкой по виску, чтоб расстегнуть костюм зайца, откидываю в сторону ушастую башку и принимаюсь рыться в карманах в поисках ключей.

— Ты… Что, прямо здесь?

— Кирилл, лучше помолчи! Адрес, где живёшь!

— Ты знаешь, я живу там, где жил, — заплетающимся языком отвечает Кирилл.

Мы спускаемся на подземную парковку, я запихиваю его в автомобиль на заднее сиденье, а сама сажусь за руль.

Колесников возится недолго и , наконец, затихает.

— Кирилл, ты меня слышишь?

В ответ громкий храп.

Ну, может, так даже и лучше…

Медленно, чтобы не попасть в аварию с непривычки, еду по родному городу. Играет приятная мелодия по радио, что-то из моей юности. Приятно ноет низ живота. И мне в это мгновение кажется, что я — невероятно счастливая женщина. И что машина, салоны, бренды – это дело наживное и не суть нашей жизни. А смысл именно вот в таких моментах, когда в душе покой и радость.

Добираюсь до старого дома в центре города.

Я помню этот дом, этот подъезд и эту квартиру. К Колесникову я ходила на день рождения вместе с одноклассниками, несколько раз, еще в средней школе.

Он жил в этой квартире много лет. Видимо, их семья не продала недвижимость, когда уехала из города.

Высокие окна, колоссальные потолки, под ними — старинная лепнина.

Второй этаж очень высокий, как у Мирочки в доме.

Я открываю большую железную дверь и нащупываю выключатель. Заяц, видно исчерпав на проход по лестнице последние силы, заваливается на шкаф-купе, чуть не разбивая зеркало.

Я его ловлю в последний момент, чертыхаясь, тащу в комнату, отмечая, что тут все совсем по-другому, не так, как было, когда мы приходили сюда в детстве.

Хороший ремонт, стены светятся морозной белизной. Ламинат тёплый на полу. А потолки с какой-то нереальной многоярусной подсветкой.

— Туда,— указывает мне пальцем Кирилл, в родных стенах, похоже, отдавший управление привычному автопилоту. Я довожу его до гостиной, где, не удержавшись все же, падаю на диван, погребенная тяжеленной тушей.

Выбираюсь из-под него и без сил валюсь рядом, бессмысленно глядя в потолок.

Я так устала!

В это время уже спать должна маленькая Эммануэль, а не таскать своего пьяного босса.

Мне его ещё и раздевать. Или так кинуть?

Я решаю раздеть, что уж, надо позаботиться о человеке, не чужой же, одноклассник бывший.

Расстегиваю костюм зайца до конца, стягиваю футболку с легкими штанами под ним. Сама запариваюсь до предела, и Колесников весь взмокший рядом валяется, даже не пытаясь мне помогать. Хорошо, хоть ноги и руки поднимает послушно.

— Колесников, мы с тобой прямо, как любовники, — на выдохе хриплю я, вытирая пот с лица и остро чувствуя, что костюм порядком пропотел тоже. Надо бы эту морковку стащить, что-то надоела она мне.

— Любовники, да, — бурчит он себе под нос, поворачиваясь на бок и подтягивая колени к животу.

Оставляю его в одних трусах, пледом молочного цвета укрываю, подушку мохнатую подсовываю под голову.

Регулирую освещение, оставляя приятный полумрак.

И в изнеможении падаю рядом.

Машинально стаскивая с себя костюм, заворожённо смотрю в тёмный потолок, где синей и зелёной россыпью раскиданы крохотные лампочки, имитирующие глубокий космос.

Завораживает…

— Кир, обалденно, — выдыхаю я, но ответа, кроме похрапывания, не получаю, естественно.

Нащупываю кнопочку на диване, раскладываю.

Нащупываю маленькую подушечку, закидываю за голову, устраиваясь поудобней.

Искусственное звёздное небо, Колесников, сладко похрюкивая, поворачивается, обнимает меня, словно большую плюшевую игрушку, и кладет голову на грудь…

И меня морит, необоримо просто.

Все же, устала я сильно, столько нервов, ночи бессонные из-за ненасытного Ильи, работа напряженная…

Не могу больше. Просто не могу и все.

Чуть-чуть полежу и поеду… Еще домой добираться, ох…

На этом моменте я, похоже, и вырубаюсь.

А просыпаюсь полуголая, с вывалившейся из лифчика грудью и тонких трусиках, которым накануне очень серьезно досталось.

В объятиях Кирилла Колесникова, который большими круглыми глазами смотрит на мой возбуждённый, а точнее просто натёртый розовый сосок.

И в голову вообще ничего не приходит, даже сакраментального : “Ты не так понял”...

Глава 25. Послушная девочка

Глава 25. Послушная девочка

“Эмик, я хочу поговорить”

Отвали, Колесников.

“Эм, мне Кирилл сказал сегодня, что у вас все серьезно… Позвони мне, пожалуйста”.

Черт! Оторвать бы этому Кириллу его длинный язык!

Откладываю телефон с сообщением от Миры подальше. Не до него сейчас. Занята я! Сильно-сильно!

“Эммануэль, ты когда в офисе будешь? Зайди ко мне”.

ИИ, иди туда же, куда и Колесников!

“Лапуля моя, если ты думаешь, что сбежишь от меня, забудь. Скоро я приеду и заберу тебя”.

О-о-о-о, Лисовский! Только тебя мне не хватало для полной гармонии!

С ненавистью отбрасываю телефон еще дальше, зарываю голову в подушку, выстанывая матерные определения ситуации и своему поведению в ней.

Только ты, Эммануэль Эдуардовна, могла так феерично впереться! Причем, по всем фронтам сразу!

Вот казалось бы, ну что тут такого? Ну хотела дело доброе сделать, дотащить пьяного босса до дома…

Дотащила. И даже раздела этого кабана, хотя, видит бог, это было вообще непросто!

Но какого черта, Эммануэль ты тупая, какого черта ты улеглась спать рядом с ним? Что тебя дернуло?

Безопасная гавань в буре страстей вдруг обнаружилась в квартире Колесникова? Чем ты думала, Эмми? Хотя, тут понятно чем. Задницей. Той самой, которая устала таскаться по кабинетам, парковкам и чужим этажам, и захотела упасть в короткий обморок на теплый, гостеприимный диванчик.

Кинулась. Довольна теперь?

“Эмик, возьми трубку… Ну чего ты испугалась, глупенькая?”

Колесников, мать твою… Даже через экран ощущается его снисходительный покровительственный тон.

Ох, какой он довольный был вчера с утра, когда выяснил диспозицию. И вообще не слушал меня, взволнованно прикрывавшую грудь и пытавшуюся донести до его похмельного мозга, что эта диспозиция — неверная!

Улыбался, тянул ко мне лапы, что-то бормотал, дыша в лицо парами перегара. Меня в этот