в себе и в своей власти, его маленькой дочкой, откровенной до грубости, насмешливой, но совершенно лишенной жестокости? Во время ужина Элизабет вела себя с молодым полицейским как настоящая актриса, задавала вопросы, отвечала, разумеется, на его вопросы, но делала это так, что он абсолютно не мог догадаться об истинном положении дел в семействе Тремэнов. Она была очаровательной молодой девушкой, совершившей глупость и сожалеющей об этом, которая испытывала лишь одно желание: как можно скорее вернуться на свое еще не остывшее место у семейного очага. И Элизабет вела себя настолько естественно, что Гийом уже начал задаваться вопросом: уж не приснился ли ему этот неразумный брак, который связал ее с наследником французского престола?

Когда, вооружившись подсвечниками с горящими свечами, они дошли до своих комнат, он не удержался от замечания:

— Мне кажется, что ты была излишне любезной этим вечером. Я бы даже сказал, что любезность твоя была немного подозрительной. Чего ты хочешь добиться от этого мальчика?

— Сначала мне хотелось убедиться, правы ли вы, когда говорите, что я его интересую. А еще я пыталась заручиться его дружбой. От этого не стоит отказываться, учитывая его профессию.

— Дружба? Позволь сказать тебе, что это нехорошо. Он без ума от тебя. И этот влюбленный поторопится, если обстоятельства ему позволят, пустить пулю в твоего мужа или пронзить его шпагой, чтобы расчистить место рядом с тобой.

— Вы не преувеличиваете, отец? В конце концов, он дворянин.

— Прежде всего это мужчина, настоящий мужчина, не мальчик, как Александр де Варанвиль, Жюльен де ля Гонделер... или твой прекрасный юный принц восемнадцати лет, даже если половина этих лет выковала его характер в огне несчастий. Гимар привык и к подковерной борьбе, и к открытым схваткам. И ни тебе, ни мне ничего не известно о том, что творится у него в душе. Послушай меня, Элизабет, не играй с ним! Ты можешь добиться совершенно противоположного результата.

Молодая женщина пожала плечами и лукаво улыбнулась.

— Господи, как же вы строги, отец! Вы сейчас обвиняете меня в отъявленном женском плутовстве.

— А разве это не так?

— Не совсем. Не буду скрывать от вас, ваш барон-полицейский кажется мне очень симпатичным. В нем есть что-то сильное, внушающее доверие. Он немного похож на вас.

Ну что на это ответить? Гийом ограничился тяжелым вздохом, открыл перед Элизабет дверь ее комнаты, поцеловал в лоб и пожелал спокойной ночи. Он был уверен, что сам не уснет, потому что мысли помешают ему это сделать. Идея оставить Элизабет у Шарлотты де Вобадон не казалась ему подходящей. Молодая женщина была очаровательной, но Гийом слишком хорошо помнил дошедшие до него неприятные слухи о ее добродетели, которые передавала старая госпожа де Шантелу.

— Если разговоры о ней правда, то ее мать умерла вовремя, — сказала как-то тетушка Роза де Варанвиль. — Не спорю, Жанна дю Меснильдо любила нравиться, но никаких последствий это не имело. О ее дочери такого не скажешь. Она распространяла свои роялистские симпатии на всех тех, кто просил у нее приюта. Ей приписывают уже полдюжины любовников, среди которых знаменитый шевалье де Брюслар. Ведь это он поклялся когда-нибудь сразиться на дуэли с Бонапартом. Разумеется, свечку никто не держал, и вы можете мне возразить, что люди злы.

Опасная перспектива для совсем молоденькой женщины! Но есть ли другой вариант? Элизабет — замужняя женщина, у нее есть право выбрать место проживания, которое устраивает ее супруга. И потом, принуждением от Элизабет ничего не добьешься. Он может запереть ее на ключ и следить за ней днем и ночью, но она, воплощая слова о том, что у любви есть крылья, найдет тот или иной способ сбежать от него. Кроме того, следует помнить об обещании, которое Гийом дал Бонапарту: ни под каким предлогом не давать в «Тринадцати ветрах» приюта странствующему королю. Но если луда вернется его дочь, как закрыть дверь перед ее мужем? Тем более что законы гостеприимства в Нормандии были очень строгими: тот, кто их нарушал, становился изгоем или почти изгоем!

Тремэн курил трубку, положив ноги на подставку для дров в камине. Вдруг ему пришло в голову, что последнюю проблему вполне можно решить. Как только он вернется домой, он сразу же отправит рабочих в дом каторжника, чтобы привести его в порядок, даже обставит его заново, чтобы прогнать призраков бывших хозяев. Он может пригласить кюре из Морсалина освятить его. Одновременно с этим он повидается со своим нотариусом, чтобы переписать владение на имя одной только Элизабет. До этого времени оно было частью наследства ее матери, Аньес де Нервиль, не разделенной между Элизабет и ее братом Адамом. В этом случае достаточно будет предоставить сыну равноценную замену. И тогда Элизабет сможет спокойно жить в собственном доме со своим мужем так долго, как они оба захотят. И, таким образом, Тремэн не нарушит слово, данное им Бонапарту.

«Завтра, — подумал он, — я расскажу Элизабет о моих намерениях. Возможно, это заставит ее быстрее вернуться домой... Но ей все равно придется пожить какое-то время в Байе!»

Гийом немного успокоился, и ему захотелось подышать свежим воздухом. Он вышел на деревянную галерею, куда были обращены двери номеров гостиницы, чтобы выкурить последнюю трубку. Потом он ляжет в постель. А вдруг ему удастся заснуть?

Ярко сияла луна, и ночью было почти так же светло, как на рассвете. Воздух был прохладным, и Гийом, прежде чем зажечь трубку, вдохнул запах мокрой травы, горящих дров и лошадиного навоза. Он подошел к перилам, ведущим к наружной лестнице, и хотел было облокотиться на них, но, выглянув во двор, сделал шаг назад. Посреди двора росло большое дерево, к которому днем привязывали лошадей проезжие путешественники. Под этим деревом стояла скамья, — доска, положенная на старые подставки для посадки верхом, — и на ней сидел человек.

Внимание Тремэна сначала привлек красный огонек его сигары. Он отчетливо светился в тени ветвей, с которых еще не облетели листья. Среди тех, кто ужинал на почтовой станции, только один мужчина курил сигары. Это был Виктор, и Гийому захотелось понаблюдать за ним какое-то время. Спрятавшись за одной из деревянных опор, он стал всматриваться в темноту. Его глаза с детства привыкли к этому. Ему не пришлось слишком сильно напрягаться. Молодой человек неожиданно встал и подошел к дому, оставляя за собой длинную тень на лунной дорожке, пересекающей двор. Медленно, подняв голову, он подошел к тому месту, куда выходила