Вглядываясь в голые верхушки зимних берез, диктатор, если бы читал Льва Толстого, мог бы, повторяя слова великого писателя, поставить перед собой «неразрешимый разумом вопрос» – «какой смысл имеет моя жизнь?.. Ответ должен быть не только разумен, ясен, но и верен, т. е. такой, чтобы я поверил в него всею душою, неизбежно верил бы в него, как я неизбежно верю в существование бесконечности». Толстой осуждающе говорил, что есть люди, которые видят смысл жизни в своем личном благе, но тогда «живет и действует человек только для того, чтобы благо было ему одному, чтобы все люди и даже все существа жили и действовали только для того, чтобы ему одному было хорошо…». Сталин наверняка бы возмутился, если бы эти слова отнесли к нему: разве он что-нибудь желал только для себя, разве не знают в народе, как он неприхотлив и скромен, как он безжалостно отправил на Колыму известную певицу и ее мужа генерала, когда те решили прихватить кое-что лишнее из поверженной Германии? Разве народ не убежден в том, что все, что он делает, – для общего блага?

Диктатор был уже давно не способен сказать даже самому себе, даже шепотом, даже мысленно, что у него есть лишь одна, вечная, непреходящая, ненасытная страсть. Нет, не к умершим женам, не к тем женщинам, интимную связь с которыми он держал в особой тайне, не к марксистским идеям, которые он так долго и тщательно препарировал, не к народу, который он так обескровил, нет. Все эти тридцать лет он любил только власть. Ну а разве эта фантастическая власть, которую он мог проявить росчерком пера или легким взмахом высохшей руки, разве она использовалась не для народа? Великое и постыдное славословие уже давно утвердило «вождя» в том, что его ум и твердая рука осчастливливают людей. Разве не он выдвигает все новые и новые идеи улучшения «материального благосостояния» народа, укрепления мощи государства? Вот вчера, например, ему доложили о начале реализации еще одной его идеи:

«Товарищу Сталину И.В.

В связи с тем, что Вы, товарищ Сталин, интересовались состоянием работ по проектированию гидроэлектростанции, МВД СССР докладывает о проделанной работе. Во исполнение Вашего распоряжения ведутся широкие гидрологические, топографические, геологические изыскания на участке р. Урал от г. Уральска до Чкалова (протяженностью 500 километров). Рассматривается два варианта расположения гидроэлектростанции и плотин в районе поселков Голицын и Красный Яр. Предполагаемая годовая выработка составит 390 млн квт/часов. Водохранилище будет емкостью от 7,7 до 11 миллиардов кубических метров. Окончательный проект задания будет готов к 1 апреля 1953 года. 11 дек. 1952 г.

Министр вн. дел СССР С. Круглов».

Он, конечно, не знал, что в апреле 1953 года его уже не будет в живых и что еще один «исторический» сталинский проект не будет осуществлен. Но разве плоха идея, когда берега множества искусственных морей, созданных по его воле, будут залиты электрическим половодьем? Правда, ему однажды подумалось, что этими бесчисленными рукотворными морями можно затопить всю гигантскую плоскую страну, ее лучшие угодья, погрузить тысячелетнюю культуру народов в изумрудную толщу воды… Но он отогнал эту непрошеную мысль.

Эти утренние часы нередко уносили Сталина куда-то в мглу давно ушедшего времени, к самому началу века. То было пиршество его памяти. Немые расплывшиеся черно-белые кадры воспоминаний выхватывали из пропасти отдельные лица: его робкая Като, суровая труженица мать, Шаумян, Каменев, отдавший ему свои теплые шерстяные носки, когда они тряслись в 1917-м в холодных вагонах от Ачинска до Петрограда… При чем здесь носки? Неожиданно вспомнил, как Ленин первый раз поддержал его, как это помогло ему поверить в себя. Но почему историки ничего не писали об этом? Ах, какая преступная промашка! Кто же смел утаить этот исключительный факт? Даже он не использовал его в сумятице борьбы 20-х годов, сражаясь с Троцким, Зиновьевым, Каменевым, Бухариным. Завтра же поручить Берии разыскать эти документы… Нужно в очередных томах его сочинений еще раз напомнить людям, что Ленин его выбрал сам; не судьба, не случай, а вождь революции…

Действительно, в истории остался незамеченным один примечательный эпизод. На дворе был декабрь 1917 года. Под натиском грозных проблем эйфория революционной победы постепенно исчезала. 23 декабря шло очередное заседание Совета Народных Комиссаров. Председательствовал Ленин. Присутствовали: Шляпников, Урицкий, Виноградов, Прошьян, Шлихтер, Менжинский, Аксельрод, Сталин, Петровский, Трутовский, Алгасов, Дыбенко, Бонч-Бруевич, Карелин, Луначарский, Коллонтай, Козьмин. Рассматривалось, как всегда, множество вопросов: проект декрета о Турецкой Армении, конфликт между Наркоматом внутренних дел и Высшим советом народного хозяйства, прекращение оплаты купонов, «вермишельная комиссия», упразднение общегосударственного комитета по делам увечных и передача всего дела в руки Всероссийского союза увечных воинов и многие другие. Был и такой вопрос – «О предоставлении отпусков тов. Ленину на 3–5 дней, тов. Дыбенко на 2 дня, Прошьяну на 1 день и о замене Председателя Совета за время отсутствия тов. Ленина.

Постановили:

Отпуск разрешить. Председателем Совета Народных Комиссаров назначается т. Сталин, а заместителем его т. Шляпников».

Сталин помнил, что он, замещая Ленина, провел два или три заседания Совнаркома (в то время правительство для обсуждения бесчисленных проблем собиралось едва ли не ежедневно). Тогда Горбунов поставил вопрос о допуске на заседание СНК корреспондента из Бюро печати, Прошьян докладывал о борьбе с саботажем Почтово-телеграфного ведомства и предлагал ввести для «почтарей» трудовую повинность; сам Сталин сделал сообщение о положении на Дону, о колебаниях в казачьей массе; по ходатайству Алгасова решали вопрос о выделении средств в сенатскую типографию: что-то, кажется, докладывал Свердлов… Троцкий на «сталинских» заседаниях не появлялся. Как все это было давно… Но не мог же Ленин случайно оставить его вместо себя? Ведь сколько блестящих революционеров было в поле зрения вождя! Почему же этот аргумент в своей борьбе он не использовал в прошлом? Ну да бог с ним, аргументом. Победителю теперь он нужен только для его «исторической биографии».

Сталину было трудно даже предположить, что Ленин, оставляя за себя Сталина, не придавал этому факту особого значения. Вождя беспокоило, что в составе Совета почти нет представителей национальных окраин; черносотенцы, бежавшие на юг, все громче кричат, что Ленин сформировал «еврейское правительство»… В этих условиях его шаг, поддержанный Советом Народных Комиссаров, о временном замещении Председателя наркомом национальностей Сталиным был естественным. Но Сталин, как и во всем, что делалось в аппарате власти, видел, кроме очевидного, и потаенный смысл, выгодный ему.

…Стряхнув воспоминания, Сталин повернулся на шаги вошедшего. Но это была не привычная фигура Поскребышева, которого в ноябре 1952 года по настоянию Берии Сталин согласился наконец отстранить от работы, как позже и Власика. Вчера Берия, который становился ему день ото дня все подозрительнее, что-то говорил насчет того, что, «возможно, Поскребышев связан с делом врачей и его придется проверить». Пусть «проверяет». Так же, как «проверяли» недавно все ленинградское руководство и их выдвиженцев в Москве и других городах, как «проверяли» дело, связанное с Еврейским антифашистским комитетом, возглавляемым С.А. Лозовским, которого Сталин хорошо узнал за войну (он возглавлял Совинформбюро), как «проверяли» недавно возникшее дело «врачей-отравителей». Слава богу, он старается обходиться без их помощи. Сколько императоров, королей, президентов, вождей в истории придворная лекарская курия незаметно отправила на тот свет… Кто скажет? Главное: не доверяться этой публике, которую наверняка обрабатывает и сам Берия…