хартию, чтобы доказать древность своей резиденции;59 Школьные учителя подделали хартии, чтобы наделить некоторые колледжи в Кембридже ложной древностью; а "благочестивые мошенники" исказили тексты и придумали тысячу назидательных чудес. Взяточничество было распространено в образовании, торговле, войне, религии, правительстве, юриспруденции.60 Школьники посылали пироги своим экзаменаторам;61 политики платили за назначение на государственные должности и собирали необходимые суммы со своих друзей;62 свидетелей можно было подкупить, чтобы они поклялись в чем угодно; тяжущиеся стороны дарили подарки присяжным и судьям;63 В 1289 году Эдуард I Английский был вынужден уволить большинство своих судей и министров за коррупцию.64 Законы предусматривали торжественные клятвы на каждом шагу; люди клялись на Писании или на самых священных реликвиях; иногда от них требовали клятвы, что они сдержат клятву, которую собирались дать;65 Однако лжесвидетельства были настолько часты, что иногда прибегали к суду боем в надежде, что Бог укажет на большего лжеца.66

Несмотря на тысячи гильдийских и муниципальных уставов и штрафов, средневековые ремесленники часто обманывали покупателей, используя некачественную продукцию, ложные меры и хитрые подмены. Некоторые пекари крали небольшие порции теста на глазах у клиентов с помощью люка в тестомесильной доске; дешевые ткани тайно подкладывали вместо обещанных и оплаченных лучших тканей, а плохую кожу "подделывали", чтобы она выглядела как лучшая;67 камни прятали в мешках сена или шерсти, продаваемых на вес;68 мясников из Норвича обвиняли в том, что они "покупают жалких свиней и делают из них колбасы и пудинги, непригодные для человеческого тела".69 Бертольд Регенсбургский (ок. 12 20 г.) описал различные формы мошенничества, используемые в различных ремеслах, и уловки, с которыми купцы разыгрывали деревенских жителей на ярмарках.70 Писатели и проповедники осуждали стремление к богатству, но средневековая немецкая пословица гласила: "Все вещи подчиняются деньгам"; а некоторые средневековые моралисты считали, что жажда наживы сильнее полового влечения.71 В феодализме рыцарская честь часто была реальной; но тринадцатый век, очевидно, был таким же материалистичным, как и любая другая эпоха в истории. Эти примеры сутяжничества взяты из огромной области и времени; хотя таких случаев было много, они, предположительно, были исключительными; они не дают оснований для более серьезных выводов, чем те, что люди были не лучше в век веры, чем в наш век сомнений, и что во все века закон и мораль едва преуспели в поддержании социального порядка против врожденного индивидуализма людей, которым природа не предназначила быть законопослушными гражданами.

В большинстве государств воровство считалось смертным преступлением, а церковь отлучала разбойников от церкви; тем не менее, воровство и грабежи были обычным делом, от карманников на улицах до баронов-разбойников на Рейне. Голодные наемники, беглые преступники, разорившиеся рыцари делали дороги небезопасными, а на городских улицах после наступления темноты происходило множество потасовок, грабежей, изнасилований и убийств.72 Записи коронеров из Мерри Англия XIII века показывают "долю убийств, которые в наше время сочли бы скандальными";73 Убийств было почти в два раза больше, чем несчастных случаев, а виновных редко ловили.74 Церковь терпеливо трудилась над подавлением феодальных войн, но ее скромный успех был достигнут за счет отвлечения людей и драки на крестовые походы, которые, с одной стороны, были империалистическими войнами за территорию и торговлю. Вступив в войну, христиане были не мягче к побежденным, не более верны обещаниям и договорам, чем воины других конфессий и времен.

Жестокость и зверство в Средние века были, очевидно, более распространены, чем в любой цивилизации до нашей. Варвары не сразу перестали быть варварами, когда стали христианами. Знатные лорды и леди избивали своих слуг и друг друга. Уголовный закон был жестоко суров, но не смог подавить жестокость и преступность. В качестве наказаний часто использовались колесо, котел с горящим маслом, кол, сожжение заживо, распластывание, раздирание конечностей дикими животными. Англосаксонские законы наказывали женщину-рабыню, осужденную за кражу, тем, что каждая из восьмидесяти женщин-рабов платила штраф, приносила три пидора и сжигала ее до смерти.75 В войнах в центральной Италии в конце XIII века, говорится в хронике современного итальянского монаха Салимбене, с пленниками обращались с варварством, которое в нашей молодости показалось бы невероятным:

Голову одних связывали веревкой и рычагом и натягивали ее с такой силой, что глаза вырывались из глазниц и падали на щеки; других связывали только за большой палец правой или левой руки и таким образом поднимали с земли всю тяжесть их тела; третьих подвергали еще более ужасным и мерзким мучениям, о которых мне неловко рассказывать; иных ... сажали со связанными за спиной руками, а под ноги клали горшок с живыми углями... или связывали руки и ноги вместе вокруг вертела (как несут ягненка к мяснику) и держали их так висящими целый день без еды и питья; или еще грубым куском дерева терли и терли голени, пока не появлялась голая кость, что было ужасно и жалко даже смотреть".76

Средневековый человек переносил страдания мужественно и, возможно, с меньшей чувствительностью, чем мужчины Западной Европы сегодня. Во всех сословиях мужчины и женщины были сердечны и чувственны; их праздники были праздниками выпивки, азартных игр, танцев и сексуального расслабления; их шутки были откровенны, с которыми вряд ли можно сравниться сегодня;77 их речь была более свободной, а клятвы - более широкими и многочисленными.78 Едва ли какой-нибудь человек во Франции, говорит Жоанвиль, мог открыть рот без упоминания дьявола.79 Средневековый желудок был крепче нашего и безропотно переносил самые раблезианские подробности; монахини у Чосера невозмутимо слушают скатологию "Сказки мельника", а хроника доброго монаха Салимбене порой непереводима на физический язык.80 Таверны были многочисленны, и в некоторых, на современный манер, к элю подавали "тарты".81 Церковь пыталась закрыть таверны по воскресеньям, но с небольшим успехом.82 Эпизодическое пьянство было прерогативой всех сословий. Посетитель Любека застал нескольких патрицианских дам в винном погребе, крепко пьющих под вуалью.83 В Кельне существовало общество, которое собиралось, чтобы пить вино, и выбрало своим девизом "Bibite cum hilaritate"; но оно налагало на своих членов строгие правила умеренности в поведении и скромности в речи.84

Средневековый человек, как и любой другой, представлял собой вполне человеческую смесь похоти и романтики, смирения и эгоизма, жестокости и нежности, благочестия и жадности. Те же мужчины и женщины, которые так много пили и проклинали, были способны на трогательную доброту и тысячу благотворительных акций. Кошки и собаки были домашними животными как тогда, так и сейчас; собаки были обучены вести слепых;85 А рыцари привязывались к своим лошадям, соколам и собакам. В двенадцатом и тринадцатом веках благотворительность достигла новых высот. Частные лица, гильдии, правительства и церковь совместно помогали несчастным. Милостыня была всеобщей. Люди, надеющиеся