«Черви сварились, их можно свободно кушать. Это не вредит для здоровья. Ведь это обычное явление, на капусте часто бывают черви».[28] Один из офицеров корабля «Андрей Первозванный» на жалобы матросов, что им выдается плохая пища и червивое мясо, цинично заявил: «Черви удобоваримы и чем больше червей — тем лучше суп или борщ. Черный хлеб полезен рабочему человеку, а каша, каша — это гордость России. Ведь за границей ели бы кашу, да ее у них нет, ее нужно купить, а у нас, слава богу, своя родится, ее сколько угодно».

Плохая пища, изнурительная работа и каторжная дисциплина подрывали силы и порождали огромное количество заболеваний и большую смертность среди матросов. В 1907 г. на 33,5 тысячи человек команды Балтийского флота заболеваний было больше 30 тысяч. Уволено по болезни 1289 человек и умерло на каждую тысячу больше 100 человек. В 1908 г. на 36 тысяч команды нижних чинов заболеваний было 34 тысячи. Уволено по болезни 1110 человек. Умерло на каждую тысячу 177 человек. В 1909 г. на 42 тысячи команды нижних чинов заболеваний было 38 586. Уволено по болезни 1086 человек. Умерло на каждую тысячу 165 человек. Такой высокий процент смертности и заболеваний оставался вплоть до революции 1917 г.

На кораблях и в береговых командах, как правило, производились периодические обыски у матросов. Письма, книги и посылки, получаемые матросами, строго проверялись. По праздникам и постам команду водили в церковь. Во время исповеди попы шпионили, выспрашивали у матросов, как они относятся к службе и начальству, как соблюдают и понимают смысл присяги, не знаются ли с социалистами и т. п. Горе было тому матросу, который признавался в чем-либо попу. Поп сразу же доносил начальству, и такой матрос попадал в разряд неблагонадежных.

Иезуитские приемы и методы, применяемые служителями культа, вырабатывали в матросах отвращение к попам, а у более сознательных и к религии.

Были приняты меры для еще большей изоляции матросов от рабочих и для развращения их на берегу в официальных домах терпимости и кабаках, кишевших шпионами и провокаторами.

Чистка флота от политически неблагонадежных началась еще в годы революции и особенно широко развернулась в годы реакции. Она являлась одним из видов расправы с революционными моряками.

Особо неблагонадежных отчисляли в дисциплинарные батальоны, а менее активных списывали в армию, преимущественно в те пехотные полки, которые проявили себя «благонадежно» в годы революции.

Обычно такие полки были укомплектованы из наиболее забитых крестьян. Эти полки имели отменно реакционный состав офицерства. И если в годы революции списывали сотнями, то в период реакции стали ежегодно списывать с флота тысячами.

Были случаи, когда списывали с флота не только матросов, но и офицеров, заподозренных в сочувствии революции 1905―1907 гг. или, попросту, хорошо относившихся к команде. Среди офицеров наиболее «неблагонадежные» встречались среди инженер-механиков флота, в большинстве своем — выходцев из разночинцев. Положение инженер-механиков в царском флоте отличалось от положения других морских офицеров, состоявших в большинстве своем из отменно реакционной части дворянства. Эта часть офицеров с презрением относилась к инженер-механикам. Это, естественно, являлось одной из причин перехода более прогрессивной части инженер-механиков в оппозицию, а то и к прямому участию в революционном движении.

Перейдем к фактам, рисующим политическое состояние флота в годы реакции.

В 1907 году контр-адмирал Линдстрем (Балтийское море) доносил морскому министру Дикову, что на броненосце «Лазарев» политически неблагонадежным является весь состав команды, много неблагонадежных имеется и на других кораблях эскадры. Поскольку политические неблагонадежные, по повелению Николая II, должны быть немедленно списаны — контр-адмирал Линдстрем просил в своем донесении отсрочить списывание, потому что в противном случае не с кем будет закончить кампанию.

Но вот кампания окончилась, и контр-адмирал сообщает, что он уже списал с корабля в армию первую партию неблагонадежных в количестве 208 человек, из них 108 в город Козлов и 100 в Тамбов. В секретной телеграмме он советует направить списанных без конвоя, так как наличие последнего может вызвать осложнения и неприятности.[29] Конвой раздражал матросов; могли возникнуть по дороге осложнения, а этого боялись царские чиновники.

В конце этого же года было списано с разных кораблей Балтийского флота в армию штабом Главного командира Кронштадтского военного порта 345 политических и неблагонадежных матросов.

По годам призыва списанные распределялись так: призыва 1903 г. — 77 чел., призыва 1904 г. — 93 чел., призыва 1905 г. — 208 чел. и призыва 1906 г. — 44 чел. Как видим, наибольшую группу составляют призванные в 1904 и особенно в 1905 г. Это та молодежь, которая до призыва принимала активное участие в революции.

Всего же списанных в армию к концу 1907 года только по одному Балтийскому флоту было свыше 3400 человек.[30]

То же происходило и в Тихоокеанском флоте. 30 октября 1907 г. командир Владивостокской крепости, генерал Ирман, в секретной телеграмме (№ 1175) на имя морского министра просил разрешения выслать с Дальнего Востока в Архангельский дисциплинарный флотский полуэкипаж 1000 человек нижних чинов флота, распропагандированных социалистами, по его характеристике, крайне политически неблагонадежных.

Он подчеркивал, что эти люди особенно опасны на Дальнем Востоке потому, что, по его мнению, в соседней Японии находятся русские центры социалистов, которые с помощью этих матросов разлагают всю армию. Сатрапу Ирману везде мерещились социалисты. Но из этой телеграммы Ирмана видно, что вообще политически неблагонадежных было гораздо больше чем 1000 человек. Однако списать всех он не мог, ибо флот остался бы фактически без людей. Взамен высылаемых Ирман просил прислать только 500 новобранцев, но с условием, что они будут политически благонадежны. Здесь же он просил прислать хотя бы несколько человек «приличных офицеров» (очевидно там было много «неприличных»). В этой же телеграмме он требовал разрешения усилить охрану побережья с моря от ввоза в Россию «революционной контрабанды».

Телеграмма генерала Ирмана пришла с опозданием. Правительство и Николай II, пристально следившие за событиями во флоте, уже знали о положении дел на Дальнем Востоке из «всеподданнейшего» доклада генерал-адъютанта Пантелеева, которого Николай II лично посылал на Дальний Восток исследовать положение в армии и во флоте.

В своем докладе на имя Николая II Пантелеев писал:

«Во время моего пребывания во Владивостоке мне пришлось познакомиться с состоянием не только сухопутных войск, но и морских команд, причем особое мое внимание остановила на себе 15-я рота Сибирского флотского экипажа. Эта рота представляет, собственно, сводную 15–16 роту, что было сделано вследствие полного недостатка офицерства. Налицо в этой роте оказался только один ротной командир. А дежурство по морским казармам несли офицеры стоявших на рейде судов».

Дальше в этом же докладе Пантелеев дает характеристику личному составу роты:

«В эту роту переводятся все матросы