Однако здесь мы начинаем переходить к иронии, а это уже совсем другая область, куда я пока не хочу заходить. И все же. Но если персонаж определенного возраста, демонстрирует определенное поведение, предусматривает определенный исход или страдает определенным образом, ваши литературные антенны должны начать дергаться. Но как это понять? Вот удобный список, не полный, но для начала:

ВЫ МОЖЕТЕ БЫТЬ ХРИСТОВОЙ ФИГУРОЙ, ЕСЛИ ВЫ...

(ОТМЕТЬТЕ ВСЕ, ЧТО ПРИМЕНИМО):

__ тридцать три года__ не женат, желательно безбрачен__ ранен или отмечен на руках, ногах или боку (терновый венец - дополнительная заслуга)__ жертвует собой ради других (ваша жизнь лучше всего, и ваша жертва не обязательно должна быть добровольной)__ в какой-то пустыне, искушаем там, атакуем дьяволомО, вы поняли, о чем речь. Обратитесь к предыдущему списку.

Есть ли вещи, которые вы не обязаны делать? Безусловно. Вспомните Сантьяго. Постойте, скажете вы, разве ему не должно быть тридцать три? Ответ: иногда это хорошо. Но образ Христа не обязательно должен быть похож на Христа во всех отношениях; иначе он не был бы образом Христа, а был бы просто Христом. Буквальные элементы - превращение воды в вино, если только не таким неуклюжим способом, как выливание воды из чьего-то бокала и наполнение его бокала вином; распространение хлебов и рыб, чтобы накормить пять тысяч человек; проповедь (хотя некоторые так и делают); реальное распятие; буквальное следование по стопам Христа - на самом деле не требуются. Нас интересует именно символический уровень.

Это подводит нас к еще одному вопросу, который мы затрагивали в других главах. Художественная литература, поэзия и драматургия - это не обязательно площадки для слишком буквального восприятия. Много раз я буду указывать на то, что персонаж похож на Христа, потому что он делает X и Y, а вы можете возразить: "Но Христос делал A и Z, а его X не был таким, и, кроме того, этот персонаж слушает AC/DC". Ладно, значит, хэви-метал не в гимне. И этому персонажу было бы очень трудно взять на себя обязанности Спасителя. Ни один литературный образ Христа не может быть таким чистым, таким совершенным, таким божественным, как Иисус Христос. Здесь, как и везде, полезно помнить, что написание литературы - это упражнение для воображения. Как и ее чтение. Чтобы увидеть все возможности истории, мы должны приложить к ней свое воображение; в противном случае это просто рассказ о ком-то, кто что-то сделал. Все, что мы выносим из историй в виде значения, символизма, темы, смысла - практически все, кроме характера и сюжета, - мы открываем для себя благодаря тому, что наше воображение взаимодействует с воображением автора. Довольно удивительно, если учесть, что автор может быть мертв уже тысячу лет, а мы все еще можем вести с ним такой обмен, такой диалог. В то же время это не означает, что история может означать все, что мы захотим, поскольку в этом случае наше воображение не будет беспокоиться об авторе и просто придумает все, что захочет увидеть в тексте. Это не чтение, а сочинительство. Но это уже другой вопрос, который мы обсудим в другом месте.

С другой стороны, если кто-то в классе спросит, возможно ли, что обсуждаемый персонаж может быть фигурой Христа, приведя три или четыре сходства, я отвечу что-то вроде: "Мне подходит". В итоге я обычно говорю классу, что фигуры Христа находятся там, где вы их находите, и так, как вы их находите. Если признаки налицо, значит, есть основания для вывода.

Почему, спросите вы, здесь фигуры Христа? Как и в большинстве других рассмотренных нами случаев, когда произведение связано с каким-то предшествующим текстом, короткий ответ заключается в том, что, вероятно, писатель хочет донести до нас определенную мысль. Возможно, параллель углубляет наше восприятие жертвы персонажа, если мы видим, что она каким-то образом похожа на величайшую жертву, о которой мы знаем. Может быть, это связано с искуплением, или надеждой, или чудом. А может быть, все это иронично, чтобы персонаж выглядел меньше, а не больше. Но будьте уверены, писатель что-то задумал. Как мы узнаем, что именно он задумал? Это уже работа для воображения.

 

Полеты фантазии

В школе я изучал физику ровно столько, чтобы усвоить один важный факт: люди не могут летать. Вот принцип, который всегда остается в силе. Если он летает, то это не человек. Птицы летают. Летучие мыши летают. Насекомые иногда летают. Некоторые белки и рыбы немного плавают и, кажется, летают. А люди? Тридцать два фута в секунду в квадрате. То же самое, что и шары для боулинга. Если вы одновременно сбросите меня и шар для боулинга с Пизанской башни (пожалуйста, не надо), шар для боулинга не разлетится на куски. В остальном мы одинаковы.

Самолеты?

Без сомнения, самолеты, дирижабли, вертолеты и автожиры изменили наше представление о полете, но почти всю историю человечества мы были привязаны к земле.

Что это значит?

Это значит, что когда мы видим человека, подвешенного в воздухе, даже на короткое время, он является одним или несколькими из следующих:

1) супергерой

2) прыгун с трамплина

3) сумасшедший (излишне, если также номер 2)

4) вымышленный

5) цирковой номер, вылетающий из пушки

6) подвешенные на тросах

7) ангел

8) сильно символический

Конечно, если мы не умеем летать, это не значит, что мы не мечтаем об этом. Мы не любим законы, особенно когда чувствуем, что они несправедливы, или препятствуют, или и то, и другое, как в случае с законом гравитации. В магических представлениях, поскольку большинство фокусников не могут позволить себе слона для акта исчезновения, неизменным победителем является левитация. Британские империалисты в XIX веке возвращались из восточных стран с рассказами о свами, которые овладели искусством парить над землей. Наши супергерои из комиксов бросают вызов гравитации различными способами, будь то прямой полет (Супермен), привязи (Человек-паук) или гаджеты (Бэтмен).

В культурном и литературном плане мы с древнейших времен играем с идеей полета. Немногие истории из греческой мифологии захватывают воображение так, как история Дедала и Икара: попытка изобретательного отца спасти сына от тирана и от своего собственного изобретения (лабиринта), придумав еще более чудесное творение; торжественное родительское предупреждение, проигнорированное в порыве юношеской радости; падение с большой высоты; ужасное горе и чувство вины отца. Полет сам по себе - чудо; с другими элементами - полный и убедительный миф. Другие культуры разделяют это очарование. Тони Моррисон рассказывала о мифе о летающих африканцах. Ацтеки видели особенно важного бога, Кецалькоатля, в виде змея с