Фотография — точнее, фотопортрет Акима Степановича в красном углу висел, рядом с иконой. Хмурое и злое лицо, холодные глаза, плотно сжатые губы. Но было что-то в его лице такое, что наверняка привлекало баб. Сила какая-то, что ли? А может быть, дерзость?

— Чего повесила? — усмехнулась я. — Много с ним счастья-то видела?

Мотя удивилась:

— Так муж ведь! На память… — растерянно добавила она.

Жили мы в целом дружно. Мотя иногда упрямилась, указывала мне «мое» место, но быстро приходила в себя, и мы снова дружили. Это были хорошие и тихие вечера перед стареньким телевизором, под «охи» и «ахи» моей хозяйки, под чаек с оладьями и душистым вареньем.

Там, в моей мансарде, которую я почти полюбила, я наконец избавилась от своих ночных кошмаров и начала крепко спать.

Семнадцатого августа я отправилась в школу. Обычное дело — мыть окна, столовку, приводить в порядок школьную библиотеку, развешивать плакаты.

Собрались и мои новые коллеги — учителя. Все бурно делились впечатлениями от прошедшего отпуска, рассказывали про урожаи и грибную охоту, угощались к чаю домашним печеньем и пирогами и, конечно, приглядывались ко мне. Новый человек в глубинке всегда вызывал интерес. Но подружиться — такой цели я перед собой не ставила. И близко сходиться — тоже. Мне нравилась смешливая математичка Зоечка — недавняя молодоженка. Зоечка показывала свои свадебные фотографии и очень ими гордилась. Она была хорошенькой, беленькой, светлокожей и какой-то свежей, промытой, душистой. Географичка Светлана — молодая, загорелая дочерна, мать двоих пацанов. Светлана жила в частном доме и держала хозяйство. Была, как мне показалось, безмужней. Язык у нее острый и колкий. Но вредной она мне не показалась. Просто измученной.

Светлана часто выходила на перекур и как-то позвала меня:

— Не из курящих?

Я мотнула головой:

— Уже нет.

— Жалко, — усмехнулась Светлана, — а то я все пару ищу!

— А мужики? — спросила я.

Светлана скривила лицо:

— О чем ты? Здесь? Мужики? Да не смеши! Муж нашей Анюты — завхоз. Старый пень. Физручка — и та баба, Лариска. Ну и математик, Фролов. Так тот вообще… — Светлана затянулась и усмехнулась: — Сама увидишь! И — упадешь.

Фролов пришел через пару дней. Пожилой и хромой мужичонка в потертом пиджаке и стоптанных сандалиях. В общем, Светлана оказалась права.

Немолодая историчка Нина Игнатьевна — было видно, что дама строгая и справедливая. С ней явно считались. Нина Игнатьевна мне улыбнулась — подбодрила и успокоила.

Не понравилась мне завуч — Дина Михайловна Колкова. Было видно, что тетка важная и кичливая, нервная и взрывная. Меня рассматривала придирчиво, сузив красивые, узкие, зеленоватые глаза.

Оказалось, муж Дины — директор завода. Единственного предприятия города. Большой человек! Дина жила в единственном новом, кирпичном доме, построенном не так давно для начальства — главврача местной больницы, директоров школ, администрации, руководителей городской власти и нескольких ветеранов войны. И конечно, для директоров гастронома и универмага — центральных!

Директор завода был мужиком гулящим и слегка попивающим. Но отменным начальником. За это его и держали. И еще закрывали глаза на его вторую семью — секретаршу Марину, молодую и яркую блондинку, родившую ему мальчика.

С Диной Михайловной детей у них не было. Но из их общего дома он не уходил. Пока. Все ждали развития событий. Местная «Санта-Барбара», не иначе. Дина Михайловна жила под вечным прицелом человеческих глаз.

После работы муж и директор Колков торопился на служебной «Волге» к Марине и сыну. Водитель дремал в машине. Часа через два или три Колков, слегка взъерошенный, с мутным взглядом, вываливался из дома любовницы и матери своего сына и падал на переднее сиденье. Верный водитель Гена вез его в «главный» дом — к законной жене.

Да уж!.. Завидовать Дине Михайловне нечего — определенно.

И это несмотря на большую и красивую (по рассказам очевидцев) квартиру с импортной мебелью и хрустальными люстрами, кожаный плащ (сказка, мечта!), прекрасную фигуру, стройные ноги и отличную стрижку (к своему мастеру Дина уезжала в Москву! Ничего себе, а? За четыреста верст!). А как Дина была одета!.. Это вообще за гранью! По-моему, у нее единственной была серебристая норковая шуба, плащ зеленого цвета из нежнейшей лайки, сумочки не из этой жизни и все остальное.

А счастье?.. Вот его-то точно у Дины не было! И это читалось в ее прекрасных глазах.

Я, пережившая многое и страшное, Дину жалела. Но не дай бог это ей показать!

Дина была из тех, кого не нужно жалеть. И хорошо, что я поняла это сразу.

Иметь такого врага, как Дина Михайловна… Боже не приведи!

И вот вывод: коллективчик нашей небольшой школки оказался не самым плохим. Главное — ни с кем не вступать в тесный контакт, ни с кем не задруживаться, не одалживать денег, не пить кофе и не встречаться по вечерам. Таков мой жизненный вывод.

В моем третьем «Б» было девятнадцать человек. Дети смотрели на меня с опаской — что за фрукт эта новая тетенька? Я была в меру строга, в меру остроумна и в меру придирчива. Главное — соблюдать меру, не переборщить. Отпустишь удила — будешь хлебать все по полной. Дашь присесть на голову — тот же эффект. Чутка пережмешь — будут бояться и ненавидеть. Впрочем, мне их любовь по барабану. Главное в моей профессии — справедливость. И еще — чувство меры.

На второй парте у окна сидела очень грустная и очень красивая девочка. Я просто не могла отвести от нее взгляд. Девочка словно сошла с полотна венецианского живописца — черные, густющие косы, уложенные полукруглой баранкой. Серые глаза — огромные, опушенные густыми и очень темными ресницами, прямой четкий нос и прекрасного рисунка бледный и крупный рот. Девочка смотрела в окно и, очевидно, грустила. Рядом с обычными, русопятыми, курносыми и веснушчатыми детьми эта девочка смотрелась заморской диковиной.

Я начала перекличку. Красивую девочку звали Дина Сметанина. Дина!.. Вот уж придумают эти родители. А ребенку потом с этим жить. Ничего плохого в этом имени я не вижу. Просто в нашем захолустье быть Дианой… непросто.

Хотя… кто сказал, что наша Дина останется здесь? Упорхнет прекрасная колибри в иные веси — тю-тю! И правильно! Будет у нее другая судьба.

Заметной была и Рита Смеханова — как оказалось, бессменная староста класса.

Первый день прошел в целом неплохо, и я, прихватив пышные букеты из собственных палисадников (астры, гладиолусы и георгины), прогулочным шагом направилась к дому. Погода стояла прекрасная! На улице меня догнала староста Рита и вызвалась проводить.

За воротами школы Рита тут же «вступила в обязанности» — обстоятельно и бодро принялась рассказывать про соучеников. Я молчала и слушала. Рассказ ее был малоинтересен, но… наверное, все же полезен. Так, например, она сообщила, что нужно остерегаться мамаши Оли Беловой — склочницы и скандалистки. Не дай бог, поставить «тупой» Ольке пару — мамаша тут же «взовьется кострами»!