– А я иду в Граузельдорф, – продолжил парень. – Нам по пути. Я доведу тебя туда, если хочешь, и покажу дорогу на север.

Софи напряглась:

– Зачем? Зачем тебе тратить на меня время? Почему ты поделился со мной едой?

Уилл бросил на нее удивленный взгляд:

– Хм… а что, разве не все так делают?

– А разве все? – переспросила Софи.

Среди тех, кого она знала с детства, мало было таких, кто бескорыстно помог бы другому человеку. Зато многие совершенно бескорыстно и другу не протянули бы руки.

– Ложилась бы ты уже, – предложил Уилл и покачал головой. – Я выхожу рано.

Софи задумалась о том, благоразумно ли засыпать в паре шагов от незнакомца. После еды она окрепла, так что могла бы взять рюкзак и пойти дальше.

«А что потом? – спросила она себя. – Идти пешком через Темный Лес, ночью?»

Она решила, что останется, но спать будет с кинжалом под рубашкой. На всякий случай.

– Ладно, – согласилась она, чувствуя себя неловко.

Но Уилл перестал обращать на нее внимание. Он вынул из земли палки, которые служили опорой для вертела, и одну за другой скормил огню. Софи порылась в мешке в поисках фляжки, утолила жажду, остатками воды ополоснула руки и лицо. Потом сходила с Зарой в лес. Когда они вернулись, Уилл уже лежал. Софи расстелила свою скатку по другую сторону костра и достала одеяло – подарок Вебера.

– Спасибо, – еще раз поблагодарила она Уилла, укладываясь и чувствуя, как Зара устраивается в сгибе ее коленей.

Девушку изумляла спокойная доброта ее спутника, а ведь она поначалу резко набросилась на него. Такое отношение было ей непривычно. Во дворце отвечали ударом на удар и не смазывали раны елеем, а посыпали их солью.

Вдруг одна упрямая шестеренка в сердце Софи зацепилась за другую. Раздался скрежет, еще более громкий, чем когда она упала в голодный обморок.

Уилл приоткрыл глаза («Какие у него длинные ресницы», – отметила про себя Софи) и озадаченно взглянул на нее.

– Это так… гм… часы, – поспешила успокоить его Софи.

– Где они у тебя? – спросил он. – В кармане?

– Ха! Почти, – ответила Софи.

Уилл приподнял бровь, но расспрашивать не стал.

– Ладно, доброй ночи, Софи. Спи крепко.

– Буду, Уилл. И ты.

– И я тоже. А как же.

Софи хихикнула тому, как смешно это прозвучало: «Буду, Уилл».

– Тебе, наверное, всегда так говорят.

– Да нет, я еще ни от кого не слышал.

– Правда?

Уилл улыбнулся.

– Шутишь, – сказала Софи, чувствуя себя неловко.

Уилл закрыл глаза и укрылся одеялом по плечи.

А Софи еще долго лежала без сна и глядела на спящего Уилла, пока не погас костер. Лишь когда тьма обступила их, она сомкнула веки.

Ее сердце довольно замурлыкало.

Ну и пусть. Он все равно спит, так что ничего не услышит.

Лежа в лесу на голой земле, в двух шагах от незнакомца, Софи вдруг испытала чувство, которого не знала уже давно.

С тех пор, как мать пела ей колыбельную на ночь. С тех пор, как отец брал ее на руки и показывал звезды, которые называл по именам.

Уже соскальзывая в сон, она вспомнила, что это за чувство.

Впервые за много лет Софи почувствовала себя в безопасности.

Светало. Косые лучи бледно-золотого солнца пронизывали лес, скользили по земле. Уилл и Софи встали затемно, позавтракали, снялись с места и с тех пор все шли и шли.

Вдруг Уилл замер. Он всегда так делал, когда видел или слышал что-то особенное. Софи уже привыкла. Но первые два-три раза, идя за ним по узкой лесной тропинке, от неожиданности врезалась ему в спину.

– Слышишь? – спросил Уилл. – Пустельга. Прямо над нами. – Он поднял голову и проследил за птицей, которая снялась с ветки и полетела куда-то. – Ищет, наверное, крапивницу пожирнее себе на завтрак.

Но Софи глядела не на птицу, а на своего спутника. Удивительно, до чего он любит лес, как много знает о повадках и жизни его обитателей. Идти с ним было одно удовольствие: он то и дело останавливался и показывал ей след какого-нибудь зверя или редкий лесной цветок. А Софи не могла надивиться на него самого: при королевском дворе было полно юношей, и все они только и делали, что льстили, флиртовали и тараторили без умолку, как будто молчание вызывало у них аллергию. Уилл был совсем другой – добрый и молчаливый – и открывал рот, только когда ему действительно было что сказать. Это Софи поняла сразу.

– Где ты живешь? – спросила она его, едва они тронулись в путь.

– В лесу.

– С семьей?

– Да.

– А зачем тебе в Граузельдорф?

– Надо.

Вскоре она сдалась и, оставив попытки завести разговор, пошла молча. Ей и самой было о чем подумать. Хотя бы о том, как она доберется до Скандинайи пешком и без денег.

Пять драгоценных дней прошли с тех пор, как она покинула Лощину, а значит, до остановки часового механизма в ее груди оставалось около трех недель. Софи вдруг увидела себя внутри песочных часов: стоя в пустой нижней половине, она обеими руками затыкает отверстие у себя над головой, чтобы не дать песку высыпаться из верхней половины. Да, ей нужен помощник, чтобы довести до конца это дело, одной не справиться. А еще нужны запас еды и кратчайший путь до границы. Хорошо, если Уилл согласится пойти с ней. В лесу он как дома. Вот только готов ли он вести ее к Хаакону? Софи не сомневалась, что Хаакон щедро наградит его за помощь своей нареченной. Вопрос в том, согласен ли сам Уилл. Но задать его парню напрямую она не решалась: надо еще немного подождать, приглядеться к нему получше, а там, может быть, и спросить получится.

С тех пор как Уилл показал ей пустельгу, прошли уже часы, а они все шли по лесу, то поднимаясь на холмы, то спускаясь в ложбины между ними. Наконец впереди показалась опушка леса, а за ней – долина. Уилл предложил сделать привал, поесть и отдохнуть, и тут кто-то невидимый скомандовал им:

– Стоять! Руки вверх! Не двигаться!

Уилл молча поднял руки. Софи, повертев головой в поисках того, кто отдал приказ, сделала то же самое.

Из-за деревьев вышел мужчина. В руке у него был нож. Софи судорожно сглотнула и оглянулась – из чащи выходили все новые люди. Скоро Уилл и Софи оказались в кольце.

Выяснилось, что в лесу, рядом с опушкой, разбит целый палаточный городок, который они не увидели, – палатки как следует прикрыли лапником. У входа в одну из них горел костер, но путники не ощутили запаха дыма, потому что ветер относил его в сторону.

Софи поняла, что они, сами того не подозревая, забрели в военный лагерь.