ага. Не совсем автобус, но что-то вроде него. Он ездит за счет тока в проводах. Они курсировали по всему Бирмингему, откуда я родом. Ты бы ни за что не догадался, что я из Бирмингема, да?

— Да, — соглашается Виктор. — Ни за что бы не догадался.

— Ага, акцент из меня выбили еще в школе. Так вот, из центра города ходил троллейбус, доезжавший до конца нашей улицы. Мы жили на крутом холме, и туда не очень-то хотелось подниматься пешком. Так что мы доезжали из центра на этом троллейбусе. Но в троллейбус, идущий в центр, мы не садились, поскольку, знаешь ли…

— Он едет вниз, — подсказывает Виктор.

— Под гору, — подтверждает Стефан. — Но вот в чем штука, шеф, вот в чем штука: знаешь, какой номер был у этого троллейбуса?

— Нет. Но ты знаешь.

— 42, — говорит Стефан. — По субботам это был маршрут 42а, а по воскресеньям он не ходил.

Виктор снова кивает.

— И я помню это ясно как божий день. Тот троллейбус словно выжжен в моем сознании. Но я впервые слышу, что моя жена работала в МИ-6. Полагаю, она мне это уже говорила?

— Говорила, — соглашается Виктор.

— И каково это? Для Элизабет? Каково ей жить со мной?

— Очень трудно.

— Она ведь не на это подписывалась, да? — спрашивает Стефан.

Виктор качает головой:

— Нет, она подписывалась на любовь. Она очень тебя любит. В этом ты везунчик.

— Везунчик? У тебя ведь тоже есть к ней чувства, да?

— А у кого их нет?

— Ни у кого больше, шеф, — заявляет Стефан. — Насколько мне известно, только у тебя и у меня.

Оба мужчины улыбаются.

— Она доверяет тебе, — говорит Стефан.

— Доверяет, — кивает Виктор. — Итак, расскажи мне немного о том, что ты чувствуешь.

Стефан глубоко вздыхает:

— Виктор, это все в моей в голове, пока я еще могу объяснить… Вещи как бы замерли вокруг меня. Хотя мир… Он продолжает двигаться вперед, я понимаю это, я чувствую. И ничто не остановит этого движения. Но мой мозг все время возвращается назад. И даже сейчас возвращается. Это как ванна, из которой вынули пробку. Круги, круги, круги. И каждый раз что-то новое, что-то опять неведомое, и вот я пытаюсь карабкаться вверх по воронке. И это я еще в своей лучшей форме, когда хоть как-то улавливаю суть.

— Я так и понял, — говорит Виктор. — Ты все объясняешь здраво.

— Троллейбус номер 42, Виктор, вот где я остаюсь. Все остальное — белый шум, слова, которых я не слышу.

— Стефан, я здесь, чтобы помочь тебе… По крайней мере, надеюсь, — произносит Виктор. — Я здесь, чтобы выслушать и увидеть, как сильно у тебя болит. Именно это хочет понять Элизабет. Она знает, что ты не скажешь правду, если она спросит у тебя прямо. Ей нужно, чтобы спросил я.

Стефан понимает.

— Думаю, я уже знаю ответ, — вздыхает Виктор. — Твое лицо говорит само за себя. Тебе действительно настолько больно?

Стефан улыбается и опускает взгляд в пол. Затем выходит к Элизабет и Богдану на террасу и, наконец, снова возвращается к Виктору. Он наклоняется и успокаивающе кладет руку Виктору на колено.

— Именно так, шеф, именно так. Больно настолько, что словами не выразить.

Глава 31

Джойс

Я только что испекла «Баттенберг» из муки грубого помола; и оказалось, что Гарт совершенно прав. Правда, торт получился не так хорош, как у него, поэтому, полагаю, он утаивает что-то важное. Когда мы встретимся в следующий раз, я обязательно спрошу.

У меня в самом деле есть предчувствие, что мы еще встретимся.

Похоже, мы с Ибрагимом оба поняли, что Саманта и Гарт лгали. Хотя в чем именно? Они определенно знают больше, чем говорят.

Но в любом случае он умеет печь.

Было так приятно побывать в Петворте вчера! После визита к Саманте и Гарту мы прошлись по местным магазинчикам. Я купила подкову, потому что Джерри обязательно бы ее захотел, а Ибрагим по каким-то одному ему известным причинам разжился старым лондонским уличным указателем с надписью «Эрлс-Корт-роуд». Он объяснил, что купил его только потому, что название звучит ужасно по-королевски, но я, если честно, ему не поверила. У него всегда есть причина — это же Ибрагим. Я спросила его, что происходит с Роном и Полин, а он ответил, что хотел спросить меня о том же самом, поэтому, думаю, между ними все может быть кончено. Это очень-очень печально. Всегда возникает соблазн вмешаться, когда на твоих глазах кто-то совершает ошибку, верно?

Едва вернувшись домой, я сразу заскочила к Элизабет, чтобы дать полный отчет, но оказалось, что ее до сих пор нет. Куда бы она ни поехала со Стефаном и Богданом, это вряд ли была обычная прогулка.

Может, они ездили присматривать дом престарелых, как вы думаете? Для Стефана? Нет, не хочу пока об этом говорить. Придет время, и мы всё узнаем. В любом случае кусочек «Баттенберга» останется ждать ее возвращения.

В конце концов я решила, что не буду печь булочки для Конни Джонсон. Рон совершенно прав. К тому же Ибрагим говорит, что для Конни в тюрьму регулярно привозят продукты из пекарни Гейла, так что у нее, наверное, этих булочек хоть отбавляй. Кстати сказать, филиал «Гейла» теперь есть и в Файрхэвене. Хотя я по-прежнему предпочитаю веганское кафе у набережной, Донна однажды посоветовала мне попробовать в «Гейле» сосиску в тесте, и, признаюсь, с тех пор я на них подсела. Теперь, как правило, я пью чай с булочкой во «Всем живом», а на обратном пути к микроавтобусу покупаю сосиску в тесте, чтобы разогреть ее дома и съесть под серию «Бержерака».

Один раз, придя домой, я забыла сосиску в сумочке и, представьте себе, зашла потом в гостиную и обнаружила помаду и сумочку на полу, а рядом сидел Алан с крошками на морде и с совершенно невинным видом.

Я до сих пор не нашла в интернете ничего об этом новом мужчине, который скоро заедет к нам, и от этого он стал для меня еще более загадочным и волнующим. Я про Эдвина Мэйхема, разумеется. Если он приедет не на мотоцикле, я буду очень разочарована.

Завтра суббота, а по субботам никогда ничего не происходит, правда? Если уж, конечно, вы не любите спорт — тогда все для вас случается именно в субботу. Я надеюсь, что смогу все рассказать Элизабет, но ее