что первая в мире, и вспоминать нечего. Без сюрпризов, как я люблю. Провели ревизию лимфоузлов, и я уступил место главного Склифосовскому. Уж кишечным швом он не хуже моего владеет. Ну и хозяин, ему карты в руки. Пусть будет операция по Баталову-Склифосовскому, да хоть и вовсе без меня. Не претендую.

Но когда на разборе полетов сказал об этом Николаю Васильевичу, тот, обычно спокойный и чуть флегматичный, даже вспылил.

— Как вы могли подумать о таком⁈ — начал он отчитывать меня. — Вы — единственный автор! И я горжусь, что принял в этом участие! Помяните мои слова, я завтра же табличку закажу, что великий хирург Баталов здесь первый в мире провел двухэтапную гемиколэктомию! Чтобы помнили! Сам у двери в операционную прикреплю и буду протирать каждый день!

— Я согласен, только давайте без слова «великий», я вас прошу, — решил я перевести это в шутку.

Склифосовский раскраснелся, явно давление поднялось, как бы не случилось чего. А то будет мне памятная табличка… в другом месте где-нибудь. И натирать придется тоже самому.

На этом наш разговор за «рюмкой чая» не закончился.

— Я имел длинную беседу с Вельяминовым, — Склифософский подлил мне коньяку. — Помните тему солдатских аптечек?

— Как же, как же, — покивал я. — Мы еще обсуждали обучение санинструкторов в ротах.

— Так вот, Николай Александрович лично участвовал в маневрах гвардии, как военный врач. Правда, это еще при Александре Третьем было. Сейчас он от дел отошел, но, как говорится, руку на пульсе армейский медицины держит. Готов в скором будущем устроить общую встречу с питерскими военными медиками.

— Сейчас никак — сами понимаете, открытие больницы, а потом я уже буду в Германии — все, что мне оставалось — это развести руками. — Николай Васильевич! Может быть, вы сами? Там же ничего сложного. Жгуты, перевязка, таблетки с активированным углем, как правильно эвакуировать с поля боя. Курсы по обучению. За день можно натаскать.

— А как же ваш аппарат по измерению давления, стрептоцид? Военных медиков тоже надо учить

— Так пусть Вельяминов и займется. Наверняка свое околоармейское прошлое еще не забыл.

Склифосовский внимательно на меня посмотрел, покивал.

— Николай Васильевич, там от Сеченова сотрудник ждет, — доложил секретарь.

Молодец, почти как Должиков у меня — ни стука, ни воплей, тихо зашел и сказал. Чтобы если что, так же бесшумно удалиться и не мешать процессу. Но тут счел возможным.

— Так зовите, — велел Склифосовский.

О, а я его знаю. Это же тот мордатенький физиолог, пытающийся быть похожим на писателя Чехова. Я ему еще про четвертую группу крови объяснял, по-похмельному прямолинейно и грубовато. Как его зовут хоть? Нечего мозг напрягать, сейчас сам представится.

— Здравствуйте, Ваше превосходительство, — и он отвесил поклон на положенный угол сорок пять градусов.

Прогиб засчитан. Впрочем, это я весь такой фрондер, к тайному советнику, чину третьего класса, запросто, по имени-отчеству. Хорошо, на брудершафт еще ни разу выпить не предложил, наглости не хватило. Так что всё правильно — к незнакомому генералу лучше с соблюдением всех ритуалов.

— Слушаю вас, — сухо ответил Николай Васильевич.

И ведь ни грамма не смутился, что у нас тут на столе графинчик стоит, и в воздухе коньяком попахивает немного. Посетителю до того дела быть не должно. Говори, зачем пришел, и всё.

— Его превосходительство Иван Михайлович Сеченов согласно предварительной договоренности передает сыворотки для определения групповой принадлежности крови.

Ага, мой собеседник сразу стойку сделал. Все причастные понимают, что это такое. Новый век наступает, что там век… эпоха! Вещь, о которой будут говорить «это было до». Хрен с ним, что нет еще службы переливания, не разработаны условия хранения и протоколы гемотрансфузии. Стоит начать — и всё это появится чуть ли не мгновенно.

— Показывайте, — коротко и нетерпеливо приказал Николай Васильевич. Аж борода вперед подалась.

Не, пойди парень в сетевой маркетинг, прогорел бы. Теряется, мямлит что-то. Пока рассказал про сыворотку, можно было забыть, с чего начинать.

— Позвольте? — оттеснил я коллегу в сторону. — Дело простое, и одновременно сложное. Давайте пригласим лаборанта, чтобы два раза не вставать, и я объясню всё как для студентов.

Через пару минут все собрались, включая лаборанта, вооруженного пробирками и прочим добром. Даже секретарь встал чуть в сторонке, но так, чтобы видно было.

— В первую очередь нам понадобится тарелка, — поднял я привезенное сеченовским ассистентом блюдце. — Подойдет любая чистая с белым дном. Делится на четыре зоны, это понятно. Капаем сюда сыворотку, каждую в свой сегмент. Лучше чтобы каждая свой цвет имела, чтобы не перепутать. Так, сюда сыворотка, а на периферии — кровь…

— Чью кровь? — спросил Склифосовский.

— Испытуемого. Хотите, вашу?

Что ж я, совсем головой не думаю? Понятное дело, отсутствие крови я с самого начала просёк, но тут и подвел очень удачно, чтобы хозяину кабинета первенство в этом деле отдать.

Минут через пятнадцать выяснилось, что у Склифосовского третья группа, у меня — вторая, а у нарочного с секретарем — первая. Лаборант решил судьбу испытать в другой раз — не тайный же советник у него кровь брать будет. И даже не экстраординарный профессор.

— Господа! Эпохальное открытие! — Николай Васильевич разумеется, возбудился. Усы и борода вздыбились, глаза засверкали. Склифосовский потянул нас на первый этаж в клинику, забегали ординаторы. А чего они забегали? Все оттого, что кому-то пришла в голову замечательная идея — опробовать переливание крови. Не завтра, не на следующей неделе. А вот прямо сейчас!

Голос разума, тщетно пытавшийся противостоять начальственному энтузиазму, услышан не был. Плевать, что процедура не отработана и надо еще многое прояснить. Нашли бледного, пырнутого ножом бедолагу в мужском отделении. Только-только с операции. Взяли согласие. Ординаторы быстро сделали анализ крови. И вот пожалуйте, вторая группа!

— Сам! Господа, даже не возражайте.

— У вас в крови алкоголь, — снова воззвал я к разуму Николая Васильевича, и это вдруг