ну как забудут про второй укол, сифилис вернется. Претензии нам совсем не нужны. Оплата в конце. Цена для всех была одинаковая — пятьдесят рублей. Это для мужчин и женщин. За детей думали брать рубль, но потом решили вообще сделать паузу. Все-таки метод новый, пусть и апробированный на Бустужевой, но как отреагирует организм ребенка — поди пойми. Было несколько неприятных сцен, когда матери заламывали руки, рыдали, просили помочь. Но нет. Пока только взрослые.

Не обошлось без приключений. В самый разгар действа, когда у меня уже было одно желание — спрятаться и упасть, появился высокий господин в партикулярном платье, но с военной выправкой. Такой весь из себя слуга царю, отец солдатам. Если усы сбрить и омолодить, то получится некто, похожий на несколько облагороженный портрет боксера Валуева. Источая коньячный дух, он потребовал самого главного. Что поделаешь, придется общаться. А то вот так пошлешь куда подальше, а окажется, что как раз вот этого не стоило.

— Баталов Евгений Александрович, экстраординарный профессор Московского университета, — представился я. — С кем имею честь?

— Честь он имеет, — проворчал незнакомец. — Граф Чернышев-Кругликов, Ипполит Иванович. Флигель-адъютантом Его Величества императора Александра Второго служил! Генерал-майор!

— Чем могу помочь, граф?

— Кто позволил? Почему рецепт лекарства не передан в Академию наук?

Вот же гад! Я бы тоже не отказался вот прямо сейчас благоухать коньяком подобно графу. А пахнет от меня медицинским спиртом, да и то — от наружного применения.

— Все разрешения оформлены в надлежащем порядке, — вернул я мяч противнику. — А с какой целью интересуетесь?

— Да знаете, прочитал в газете… Не я, мой приятель прочитал, вот, знаете ли, — генерал подкрутил ус и вдруг икнул, повысив концентрацию соблазняющего фактора в воздухе. — И попросил поинтересоваться, а как так можно излечиться…

— Ипполит Иванович, — сказал я чуть тише, заставив флигель-адъютанта наклонить голову. — В состоянии алкогольного опьянения лечение противопоказано. Приходите завтра со светлой головой, подумаем о лечении… вашего приятеля.

— С каких пор это мешало лечению⁈ — встрепенулся граф. — Да я, чтобы вы знали! В турецкую кампанию!..

Дискуссию прервал важный курьер — весь из себя представительный, в ливрее. Принес приглашение на обед в Царское село. Со мной пожелал познакомиться самодержец Российский.

Глава 15

В Царское село ехал в шикарном экипаже, предоставленным министерством двора, да еще в сопровождении двух казаков конвоя ЕИВ. Что может быть круче? Разве что на воздушном шаре прилететь. Хотя нет. По Питеру уже катались первые автомобили — трициклы Болле, «Виктории» Бенца. Но выглядели они… даже пионерами назвать эти самобеглые коляски сложно. Я бы в такой аппарат поостерегся сесть. Едет еле-еле, трясется, кабина отсутствует… Даже рулевого колеса у некоторых нет — управление через ручку. Про тормоза вообще молчу. Нет уж. Надо еще подождать пяток лет, пока настоящий железный конь придет на смену лошадке. И будьте уверены — куплю в числе первых. Себе и на всю скорую.

Подвезли прямо к парадному крыльцу Александровского дворца, передали с рук в руки аж целому дежурному генералу — Петру Александровичу Черевину. Выглядел тот представительно — в мундире с орденами, парадная лента… Рыбьи, навыкате, глаза Черевина смотрели на меня строго, можно сказать даже испытывающе.

— Слышал о вас много любопытного, — произнес генерал, после того, как слуги приняли цилиндр, специальной щеточкой смели пыль с плеч пиджака.

— Надеюсь не разочарую вас, — я чувствовал себя, будто в кино попал.

Сейчас увижу самого самодержца всероссийского! Николая Кровавого. Или Святого? Выбирай — не хочу.

Добавляли соответствующей атмосферы шикарные анфилады и залы, через которые меня вели куда-то вглубь дворца.

— Разрешите вас досмотреть, — в одной из комнат Черевин остановился, сделал знак двум невзрачным усачам в цивильном. — Требования безопасности.

Я пожал плечами, стражи обхлопали мой костюм. Пока меня обыскивали, учуял запах алкоголя, что шел от генерала. Кто-то уже прилично так принял. Но глядя на Черевина, было не заметно, что Петр Александрович подшофе. Все такой же внимательный, даже не мигает. Профессионал.

Николай Второй встретил меня в одном из малых залов. Быстро затушил папиросу, встал. Одет самодержец был неброско — обычный костюм тройка, широкий галстук. Довольно высокий для этого времени, аккуратные бородка и усы. Смотрит внимательно, но как бы «через тебя». Типаж — «сельский учитель». Вежливый, не строит из себя «отца нации». Да и по возрасту он еще на патриарха не тянет.

Дождался моего поклона, улыбнулся.

— Вы — протеже дяди. Он упоминал о вас в письмах. Просил даровать вам княжеское достоинство. На которое, как оказалось, вы имеете наследственные права.

Даже так?

— Благодарю, Ваше Императорское Величество. Для меня большая честь.

— Дело это поспешности не терпит, но я дал поручение, — произнес Николай, встал, и подошел ко мне чуть ближе, между нами не больше шага стало. — У нас сегодня небольшой обед в узком кругу. Будет супруга, лейб-акушер Эдуард Яковлевич Крассовский. И еще один ваш поклонник.

— Позвольте полюбопытствовать, кто же, Ваше Императорское величество?

— Вы произвели неизгладимое впечатление на герцога Ольденбургского. Александр Петрович все уши мне прожужжал, что я просто обязан увидеть переливание крови в клинике господина Склифосовского. А может быть даже, — помазанник опять улыбнулся. — Сдать свою нуждающимся.

— Это было бы отличным ходом, Ваше Величество, — коротко ответил я. — Перелить вашу кровь простому пациенту, может быть, даже крестьянину. И показать неразрывную связь династии с народом.

Николай покивал, но опять так… неопределенно. Нет, никакой он не святой. И не кровавый тоже. Просто человек, которому достался непосильный груз. Непосильный для любого.

Императрица на обед прийти не изволила — плохо себя почувствовала. Это сразу отразилось на лице Николая, который очевидно сильно любил супругу. Знакомство с Крассовским — грузным, седым врачом в пенсне, тоже не оказалось долгим. Он, спев мне короткие дифирамбы за тонометр, ушел осмотреть Аликс. Все-таки императрица носит в себе первенца — вся страна молится,