– Где ее нашли?

– На Никитском бульваре.

– Личность установлена?

– Нет. Как я понял, при ней не было никаких документов. Дело находится у одного из ваших…

– У кого?

– У Манухина.

Опалин поморщился. Ему совсем не хотелось объясняться с этим безмозглым костоломом. Впрочем, если действовать через Николая Леонтьевича…

– Спасибо, Андрей Петрович.

– Не за что. Мне очень неприятно, я вас так подвел. Коллега, конечно, уверяет, будто просто забыл об этом случае, хотя я всех просил сообщать мне, если попадется труп с теми признаками, которые вы указали.

Опалин попрощался с доктором и повесил трубку. Петрович и Казачинский смотрели на него, ожидая объяснений. Антона не было, он, очевидно, где-то задержался.

– Есть еще одна жертва, убита девятого ноября, найдена на Никитском бульваре. Личность пока не установлена, дело у Манухина. – Опалин поднялся с места. – Я к Твердовскому.

Но именно тогда, когда Николай Леонтьевич так был нужен, его не оказалось на месте. Пришлось Ивану сначала отправиться на поиски Манухина. Опалин спустился вниз, заглянул в его кабинет и узнал, что опер ушел в столовую. Перспектива общения с Манухиным не доставляла Ивану никакой радости, но дело есть дело.

«Какого черта, я, взрослый человек, а дрожу перед каким-то… Перед каким-то подонком…».

В столовой Манухин и обнаружился – сидя в углу зала, он с аппетитом хлебал суп. Его челюстные мышцы равномерно двигались, маленькие глазки под низким лбом блестели от удовольствия. «И чавкает, как свинья, – с неприязнью подумал Опалин. – Тьфу, б…».

– Здорово, Митяй, – начал Опалин, садясь за стол напротив Манухина, но сразу же понял, что дружеский тон не вышел и вообще – ни черта из его затеи не получится.

Манухин вскинул глаза, усмехнулся, взял разом два куска черного хлеба и начал методично жевать, продолжая при этом с шумом втягивать с ложки суп.

– Физкульт-привет! – выдавил он из себя в промежутках между глотками. – Ты чего не ешь?

– Не хочется.

– Да? Ну-ну. Ты по делу? Я за едой дела не обсуждаю.

– Откуда ты знаешь?

Манухин усмехнулся и, доев хлеб, взял еще два куска.

– Так я и знал. Баба эта, с Никитского. Верно? Только ты, Ваня, учти: просто так я тебе дело не отдам. Я работу провел, людей гонял. Личность, между прочим, установил.

– Да ты, Митяй, молодец. Кто ж спорит-то, – довольно-таки двусмысленным тоном промолвил Опалин.

На самом деле у него руки так и чесались дать Манухину по широкой ухмыляющейся роже – до того чесались, что пришлось убрать под стол, чтобы не было видно, как сами собой сжимаются кулаки.

– Я молодец, – спокойно согласился Манухин. – А ты, Ваня, хитрый. Ловишь крупняк, начальство тебя любит…

– Да ладно, хорош придуриваться, – оскалился Опалин. – Кому убийство на Коминтерна недавно поручили, а? Не крупняк, скажешь? А?

– Уже назад отобрали, – ответил Манухин, поморщившись. – Мол, там дело политическое, расследовать будут особым порядком. Какая там, к черту, политика – ограбить его хотели.

– Это журналиста Доманина?

– Он фотограф был. Да какая разница? Залезли в квартиру, рылись в вещах, а тут хозяин проснулся. Ну и… драка со смертельным исходом. – Манухин закончил управляться с супом, повертел ложку и положил ее в пустую тарелку. – Еще немного, и я б выяснил, кто из местного жулья замешан. Но не дали же, с-суки. – Он коротко хохотнул, сузил глаза. – А снимки там некоторые – пальчики оближешь. Сразу видно, не только для газеты «Правда» снимал. Ха-ха-ха!

И, не сдерживаясь больше, заржал в голос.

– Мебель красного дерева, люстра – водопад хрустальный. – Опалин даже удивился – Манухин, да так поэтически изъясняется! – Надо будет как-нибудь к Спиридонову в гости наведаться, наверное, у него дома такая же мебель стоит. А чё? Тоже ж ведь фотограф…

– Ты мне дело отдашь? – настойчиво спросил Опалин. – Митяй, ты же знаешь, Николай Леонтьевич все равно распорядится передать дело мне.

Манухин тяжело вздохнул.

– Ты про Никитский бульвар? Это мой труп. С какой стати я должен его отдавать?

– Ты сам-то себя слышишь? – проворчал Опалин.

Манухин задумался. Потом все же буркнул:

– Да ну тебя. Что я такого сказал-то? А-а! Понял! Ну ты и язва, Григорьич… Слушай, подожди здесь. Кажется, мне мое второе наконец-то приготовили…

Он отошел и вскоре вернулся, любовно неся в правой руке тарелку с пюре и поджаркой в соусе, а в левой – стакан нежно-розового киселя.

– Хрен с тобой, Опалин, дело я тебе отдам. Но с условием: ты, когда Леонтьичу будешь докладывать, особо напирай на то, что личность жертвы я установил и вообще всячески вам помогал. Ясно?

– Разумеется, – пообещал Иван. – А зачем…

– Когда вы изловите своего шофера, я тоже хочу получить премию.

«Когда еще это будет», – подумал Опалин.

– А вещи жертвы? Ты проверил уже?

– Не успел. На меня тогда же фотограф свалился, я им и занялся в первую очередь.

– Даже соседей убитой по коммуналке не опросил?

– Какие еще соседи? – заворчал Манухин. – У нее квартира отдельная была. Да что ж ты за человек такой, Ваня?! Я тебе русским языком объяснил: за едой о делах не говорю, а ты все балаболишь да балаболишь…

Опалин не стал отвечать. Он видел, как Митяй, с одной стороны, тянет интригу и намеренно не сообщает подробности о жертве, но с другой – раз пообещал отдать дело, на его слово можно положиться. Такая уступчивость, впрочем, могла означать и то, о чем предупреждал Терентий Иванович: «комаровец» ухлопал кого-то важного и именно поэтому Манухин не прочь спихнуть расследование на чужие плечи.

Наконец невыносимый коллега Опалина доел свой обед, и опера поднялись на второй этаж, где находился кабинет Манухина. Дверь была заперта.

Манухин достал ключи, открыл дверь и махнул рукой.

– Заходи.

На столах и даже на полу громоздились коробки с какими-то вещами, газетные свертки с бумагами и фотографиями, а также ящики с неведомым содержимым.

– Это что? – спросил Опалин.

– Доманинское. – Манухин причмокнул так, словно у него ныл больной зуб.

– Ты что, все из квартиры сюда перетащил?

– Все бы не уместилось, – хладнокровно ответил Манухин, – мебель пришлось оставить, крупные вещи – тоже…

– А просто опечатать квартиру нельзя было?

Манухин усмехнулся.

– Я ж знал – дело у меня заберут, – признался он. – А если из квартиры вещи ценные пропадут? С кого первого спросят? С меня, ясен пень. А так – вещички на глазах, я работаю, выясняю, нет ли где лишних пальчиков, и так далее…