его ожидал Ничацкий. Он разительно отличался от себя в «Серале», был собран и деловит.

— Присаживайтесь, Вадим Егорович. Не стану скрывать — удивлён.

— Удивлены что я жив? — уточнил Вадим.

— Нет. Из раздраженной речи госпожи Вороновой несколько дней назад, я понял что вам каким-то чудом удалось выпутаться из той передряги. Я удивлён, что вы пришли ко мне. Мстить будете?

— Нет, не буду. Нет смысла в мести тому, кто не желал мне зла. А вы, я уверен, не желали.

— Рад что вы понимаете. Занимаясь столь масштабными делами рано или поздно начинаешь действовать не по собственной воле. Наивысшей судьбе — наименьшая свобода. Слышали, наверное?

— В лесу, откуда я вышел, есть неплохая библиотека.

— Рад слышать. Так с чем пожаловали?

— Я хочу убедить вас, что сотрудничать с тёмными и радикалами вам не выгодно.

— А вы весьма самоуверенны, Вадим Егорович. Даже не сказали «попытаюсь убедить». Так уверены в успехе?

— Совершенно уверен, так же как и в том что вы, Орест Лейбович, не дурак. Вы же понимаете, чего хотят радикалы и Воронова?

— Они хотят власти.

— И вы думаете, ваши дела при их власти будут идти так же хорошо, как сейчас?

— А какая, простите, разница? Что при Императоре, что при тёмных, что при радикалах, люди будут покупать мои товары.

— Уверены?

— Уверен.

— Но ведь ваши дела и сейчас идут весьма неплохо. Зачем тратить деньги на их нужды?

— Подстилаю соломку, так сказать. Страхую риски. Кто бы не пришёл к власти, они будут у меня в долгу.

Вадим усмехнулся.

— Что вы знаете о тёмных?

— Что они умеют колдовать.

— Не совсем. Понимаете, Орест Лейбович, сказки про то, что тёмные злы по своей природе, это вовсе не сказки. Мы действительно зло. С точки зрения обычных людей вроде вас, разумеется.

— То есть вы, молодой человек, есть порождения зла? Младенцев едите, девственниц на алтарях режете? Может быть, устраиваете разнузданные оргии? Я б не отказался поучаствовать. Когда у вас запланирована ближайшая оргия?

Вадим терпеливо дождался, когда поток сарказма иссякнет, и сказал:

— С устройством оргий вы и без меня прекрасно справитесь. А вот насчёт младенцев, девственниц и прочего — это всё будет. Подумайте, вы действительно этого хотите? Принесения жертв в императорском дворце?

— Думаю, если тёмные придут к власти, они быстро забудут о своих обычаях.

— Это не просто обычаи, Орест Лейбович. Это наша суть, которую сейчас стихийные маги держат в узде. Если выпустить это наружу, прольются реки крови, и это не фигура речи.

Ничацкий странно посмотрел на него.

— Вам не претит это самоуничижение?

— Это признание собственной сути. Я человек. И я не собираюсь идти на поводу своей природы. Да, я рождён тёмным, и от этого факта никуда не деться. Но это вовсе не означает, что я не могу прожить жизнь нормально, без крови и тьмы.

— Ладно. Давайте-ка отставим в сторону пафос и рассудим по-деловому. Что вы мне хотите предложить?

— Встать на сторону победителя.

— Хм. То есть, вы уверены, что стихийные победят? Они слишком разобщены. Рароговичи с Витеничами не так давно сцепились не на жизнь а на смерть. Возможно, князь Валицын, который лично принимал участие в тех событиях, рассказывал вам о битве в монастыре, когда погиб Друбецкой?

— Они вечно грызутся между собой, но как только появляется внешняя угроза, они объединяются.

— Это вы про тёмных? Спесь стихийных не позволит им увидеть экзистенциальную угрозу со стороны тёмных семей. Они их попросту не считают ровней. Вам ли не знать этого.

— Говоря о внешней угрозе, я имею в виду вовсе не тёмных. Я имею в виду островитян.

Ничацкий задумался, постом рубанул ладонью воздух и сказал:

— Ладно, убедил. Что от меня требуется?

— От вас требуется рассказать, зачем Вороновой потребовалось приносить меня в жертву.

— Будет покушение на великого князя Константина. На приёме у Императрицы

От удивления у Вадима вытянулось лицо.

— Зачем ей это?

— Покушение постановочное. То есть, радикалы, которых она при помощи своей магии проведёт во дворец, будут действовать всерьёз, но она спасет Константина в последний момент. Неудачное покушение придаст великому князю вес. Это поможет преодолеть сложившееся о нём в свете мнение.

— Он перестанет быть кутилой в глазах высшего общества, а станет пострадавшим от рук радикалов, — понял Вадим, — возможно даже, он объявит им войну…

— Именно. Ну а заодно свои позиции укрепит Воронова. Константин станет ей доверять.

— Хорошо. Я понял.

Вадим встал, пожал Ничацкому на прощание руку и пошёл назад, в особняк Валицыных.

В вестибюле его встретила княжна. Вокруг глаз у неё были небольшие припухлости, словно она только что плакала. Вадим спросил у неё что случилось, но Наталья не ответила. Она взяла его за руку и отвела в личные покои князя. Остановившись перед входом в спальню Валицына, она обернулась к Вадиму и сказала:

— То что вы сейчас увидите — тайна. Вы никому не расскажет об этом. Поклянитесь.

— Клянусь.

Они вошли, и Вадим увидел князя, лежащего на кровати. Он был без чувств, дыхание почти не было.

— Что с ним?

— Думаю, вы лучше меня разбираетесь в тёмных проклятиях.

— К сожалени, в этой области тёмных искусств я полный профан, — с горечью ответил Вадим. Он был в растерянности. Ему нужен был совет князя.

Наталья тихонько тронула его за плечо.

— Где вы были, Вадим Егорович? Во что опять ввязался мой брат?

И он рассказал ей всё.

Следующим вечером к крыльцу императорского дворца подкатила богато украшенная карета с гербом княжеского рода Валицыных на дверце. Она была не первой в веренице карет прибывших на бал к Императрице, но далеко не последней. Лакей в роскошном камзоле открыл дверцу и на ковровую дорожку ступили князь и княжна Валицыны. Они поднялись по ступеням и предстали перед четой правителей Империи.

— Рад видеть вас, дорогой друг, — проскрипел Император. Он напоминал иссохшуюся мумию, лишь проницательный взгляд выдавал в нём живого человека.

Императрица моложе, и хоть она давно миновала возраст юности, но была по-прежнему красива. Она ласково улыбнулась гостям.

— Михаил, Наталья. Рада приветствовать вас. Прошу, проходите внутрь. И обязательно подойдите ко мне во время бала.

Великий князь Константин, стоящий позади своего отца коротко кивнул князю и поцеловал руку Наталье.

— Не сутулься, — тихо сказала она своему брату, когда они вошли в зал.

— Не так просто притворяться перед Императором.

— Что поделать, Вадим Егорович.

— Не называйте меня так, прошу вас.

Наталья посмотрела на него. В глазах её плясали бесенята.

Вадиму оставалось только надеяться, что сил, почерпнутых им вчера во время ритуала в подвале