в автобусах? А тем более – такси. Что за хмырь еще попадется?! Может, он вообще не умеет ездить? А ты с ребенком, Аля. Нельзя так рисковать!

Он реально не готов был их отпускать. Никуда. Ни на секунду. Не мог себе представить сейчас, что будет делать, если Аля действительно сядет в какую-то чужую машину и уедет, на прощание небрежно махнув рукой…

– Ой, мамочка! Давай, покатаемся с дядей Витей? Давай, пожалуйста?! – Настя, конечно же, не упустила случая развлечься. Пальмовский только ухмыльнулся в ответ на ее непосредственность…

– Малыш, дядя Витя – взрослый. У него полно своих дел. Он не может кататься с нами бесконечно. Сейчас мы что-нибудь обязательно сочиним, чтобы самим справиться…

– Нет! Ну, пожалуйста, мамулечка! – Молитвенно-сложенные ручки, ангельский взгляд, под которым пляшут хитрые чертенята. Настя очень искусно играла, великолепно просто…

– Настена, мы не в театре. Не нужно мне тут сцены изображать!

Ага. Аля тоже прекрасно раскусила фарс. А жаль, Пальмовскому нужна была поддержка…

– Слушайте, дамы. У меня тут возникла одна идея…

Алин взгляд, полный недовольства, подозрений и скепсиса, и Настин – пузырящийся восторгом и интересом, могли бы сделать дырки во лбу Виктора, если бы он еще немного помедлил.

– Тут рядом аттрационы есть. Я всю жизнь мечтал покататься, да все было как-то не с руки. Может быть, составите мне компанию? И ехать никуда не нужно, если это такая проблема…

– Да-да-да! Да-да-да-да! – Все. Это был успех. Окончательный и бесповоротный.

Настя ничего не слышала и не видела больше. Не обращала внимания на Алю, которая пыталась ее как-то вразумить. Девочка прыгала, хлопала в ладоши, танцевала… Схватила за руки взрослых и куда-то потащила, переходя на бег.

– Настя, куда ты? – Аля безуспешно пыталась тормозить дочку, а та лишь только ускорялась.

– Я знаю, где каусельки, мама! Мы с дедушкой туда ходили. Сейчас покажу доогу!

– С дедушкой? Это когда вы успели? – Аля, все-таки, остановилась.

– Ой. – Девочка прикрыла рот ладошкой. Чуток расстроилась. Или опять притворилась – черт поймешь…

– Настя. Я жду!

– Мама. Тебе послышалось.

– Настя?!

– Пусть дедушка скажет. Я ничего не знаю! Мне нельзя потому что!

Аля была той еще заразой, конечно. И Виктор это прекрасно помнил. Но дочь переплюнула ее во всем, ушла вперед на многие тысячи баллов: ни грамма раскаяния на хитрой моське, ни намека на то, что она расстроена. Девочка бодро подпрыгивала и пританцовывала, опять схватив обоих взрослых за руки. Так, словно всю жизнь провела, держа мизинец Виктора в своем кулачке.

У него дыхание захватывало от ощущений, когда маленькие пальчики щекотали его ладонь, пытаясь удобнее взяться. Его крестники, бесенята, за руку ходить не любили, и вообще были не слишком тактильные парни. Максимум, на который парни были способны, – это забраться крестному на спину и гонять на нем, как на лошадке.

Настя, вроде бы, тоже была бесенком. Но милым и обаятельным, ее ладошку совсем не хотелось отпускать, и глаза Виктора постоянно застревали на хитрой мордашке. Девочка что-то ему рассказывала, а он плохо понимал и реагировал невпопад.

– Настюш, дядя Витя устал от твоего стрекота. Помолчи немного, дай человеку прийти в себя немного. – Помощь пришла, откуда не ждали. Аля почему-то решила вмешаться.

– Мамочка, ты тоже устала, я знаю. Вы по очееди отдыхайте. Сейчас ты, а потом дядя Витя будет.

– Спасибо, дорогая. Твоя забота просто поражает… – Этот диалог был сам по себе восхитителен, особенно то, с какой серьезностью выражались обе прекрасные дамы.

– Да, мамочка, я тебя очень люблю. И забочусь.

– Я ценю. Очень.

– Давай обниматься, мам? – Настя порывисто выдернула свою ладошку из руки Пальмовского, оставив ощущение какой-то сиротливой пустоты, потянулась к матери. Та, конечно же, ответила взаимностью.

Обычно Виктора раздражали такие проявления нежности и любви при всем честном народе. Ну, слюнтяйство же полное, как ни посмотри! Но сейчас он почему-то завидовал…

– Может, домой поедем, Насть? Я так не хочу на эти аттракционы…

– Нет, мамочка. – Девочка первой прекратила объятия, отодвинулась от Али, снова потянулась к Виктору. – Мы же дяде Вите обещали, что его покатаем. Нельзя человека обманывать!

– Да уж… Нельзя… Ладно, уболтала. Но имей в виду – вам с дедушкой еще попадет за то, что катались без моего ведома!

– Дедушка будет очень печальный, если ты станешь его угать. Я тоже была печальная, когда мы гуляли без тебя. Он поэтому захотел меня покатать. Чтобы я по тебе не скучала, мам…

– Аль, можно я твоего ребенка буду брать на деловые переговоры, а? – Виктор не выдержал, расхохотался. Девочка уделывала своей логикой взрослых просто на раз-два. Укладывала на лопатки.

– Нет уж. Своих себе наделай детей, ими и пользуйся. А на моего ребенка губу не раскатывай!

– Это была шутка, Аля. Не заводись.

– А ты думай над своими шутками!

– Ай-ай-ай, дядя Витя! Не зли маму! Она знаешь, какая бывает, если злится?

Виктор прекрасно помнил, какая Аля бывает в злости – еще более темпераментная и привлекательная, чем обычно. Он бы с удовольствием сейчас вернул к жизни моменты, когда затыкал поцелуями ее сердитые губы, позволял шипеть и царапаться, даже кусаться, и при этом не переставал обнимать…

– Знаю, малыш. Мне твоя мама нравится в любом настроении. Можешь не беспокоиться.

– А мне – нет. Я не хочу, чтобы она седилась!

Вот так вот. Придется учитывать еще одно мнение – важное, гораздо более важное, чем мнения всех взрослых, вместе взятых.

– Вас понял. Не дурак. Пойдем веселить твою маму, чтобы она не злилась больше.

Алю, кстати, тоже можно было бы смело брать на переговоры: она с такой легкостью задвинула куда-то недовольство и раздражение, спрятала подальше свою взвинченность и тревожность, что ей мог бы позавидовать любой из коллег и партнеров Пальмовского.

Девушка улыбалась Насте, заразительно хохотала, когда девочка пачкала нос в сахарной вате, бегала с ней наперегонки и почти нисколько не поддавалась. Казалось, у нее все прекрасно, и Виктор в их компании – совсем не третий лишний. Эта иллюзия возникала и длилась, заставляя поверить в себя… Пока Пальмовский случайно не перехватывал Алин взгляд – подозрительный и настороженный. Этого было достаточно, чтобы вернуться на исходные: Аля и дочка – чудесная, гармоничная, милейшая семья, а Виктор к ним не относится никаким боком.

Это вызывало ответное раздражение и злость, а еще желание все поменять. Он совсем