Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Анастасии не было детей, ради которых она стала бы метаться в поисках подарков. В силу ее бывшей профессии все праздники у неё, наоборот, были более загруженными днями. И вообще, у неё никогда не возникало, как у многих, ощущения, что после Нового года наступит конец света, поэтому она и относилась к празднику очень спокойно и особо никогда к нему не готовилась. И уж тем более не задумывалась насчет еды. Ей хватало и грозди винограда с двумя бокалами сухого белого вина на всю новогоднюю ночь.
И истеричные заявления соседки тети Маши: «После Нового года все подорожает в три раза!» – не трогали ее душу. Даже если так будет, и что? Закупать яйца на год вперед? Так они испортятся! Нет, Настя не видела смысла в стремлении «надышаться перед смертью».
На дворе было двадцать девятое декабря. Почти полтора месяца прошло с того дня, как ей сделали операцию на колене, и минула неделя, как состоялось первое слушание дела Петра Соколова. Суд перенесли на начало февраля по настоянию адвоката Петра – Виктора Васильевича Суржикова. Со слов этого же адвоката, второе рассмотрение дела будет окончательным.
– Больше дело не перенесут, и я ничего не смогу больше сделать, – сказал он Насте при личной встрече.
Она не ходила к Петру в изолятор временного содержания и не собиралась ездить к нему в тюрьму. Она не хотела видеть его там – она все время видела его рядом с собой. Анастасия собиралась вытащить Петра из заключения и ради этого была готова на многое.
Сейчас они с Виктором Васильевичем сидели в одном из кафе ГУМа и грелись горячим кофе. Вся предновогодняя суета проносилась мимо Анастасии, словно какая-то другая, параллельная ей жизнь, текла рядом яркая, как мишура из дешевой фольги. Виктор Васильевич, представительный мужчина, был в теплом светлом пальто и довольно неординарном по расцветке шарфе для его солидного возраста. Он явно молодился. И еще у него был маникюр, чего Настя у мужчин не терпела.
– Я очень ценю Петра, но, к сожалению, очень мало могу для него сделать, – произнес адвокат и запустил ладонь в свою шевелюру «соль с перцем». – Все доказательства, все улики – все досконально собрано против него. А еще очень сильно довлеет его прошлое дело, его ошибка, стоившая жизни тому ученому. Вы ведь в курсе? Прокурор от того и «танцует». Мол, если он в тот раз мог совершить ошибку, а следовательно, убить человека, значит, мог и в этот. И всем все равно, что вы живы. Несмотря на то что прежняя условная судимость погашена, все равно прошлое будут учитывать. – Адвокат протер стекла очков, не смотря Насте в глаза.
– Я не просто жива – я здорова, – прошептала сквозь зубы Настя. И поинтересовалась: – Сколько Пете грозит?
– При хорошем для нас раскладе лет пять.
– О нет! – невольно воскликнула она.
– Боюсь, что да, – щелкнул замками портфеля адвокат, тем самым давая понять, что встреча завершена. – Ничем помочь не могу… Извините…
– А я что могу? – как-то по-детски спросила Настя, хлопая длинными ресницами.
– В смысле? – кинул на нее быстрый взгляд господин Суржиков.
– Может, я могу что-то сделать, чего не можете вы? – очень наивно спросила Анастасия.
– Боюсь, тоже ничего, – нервно дернулся адвокат.
– Петр, наверное, думает, что вы – хороший адвокат, – сказала Настя.
– А я хороший адвокат! – на мгновение вскинул глаза Виктор Васильевич и снова опустил их. – Я сделал все, что мог… а в этом деле… первая ошибка Петра при операции…
– Что я могу? – снова прервала его Анастасия, которую переполняло желание действовать во благо любимого.
– Дождаться его. Подумаешь, пять лет! – несколько скованно пожал плечами адвокат. – Извините…
Он неуклюже встал и, поклонившись, удалился.
Настя осталась сидеть одна перед двумя недопитыми чашками кофе за небольшим круглым столиком кафе посреди огромного магазина, горящего огнями. Она почувствовала себя героиней немого кино, да еще и с замедленной съемкой, а вот все окружающие люди неслись вокруг нее, словно участвуя в современном сериале. Такая вот несостыковка двух изображений…
– Забрать кофе? – вывел ее из задумчивости голос официантки.
– Что? А… Да-да, можете забрать, – рассеянно ответила Настя, зачем-то «промокая» сухой бумажной салфеткой крошки, оставшиеся от мини-кекса, и, естественно, ни одну из них не собирая.
– Вы будете что-то еще? – тактично поинтересовалась официантка.
– Я? Что? А, нет… – Настя словно потеряла связь с действительностью.
Блестящие елочные шары и другие игрушки на елке превратились в какие-то размазанные звезды и искрящиеся ленты от того, что в ее глазах накопились слезы.
– Девушка, извините, можно мне еще минут пять посидеть? – спросила Настя у официантки.
– Конечно, конечно, сидите, хоть двадцать минут… Вам плохо? Может, все же что-то вам принести? Вам точно ничего не нужно? – забеспокоилась официантка, так как лицо девушки-клиентки сильно побледнело, а на ее глаза навернулись слезы, чего нельзя было не заметить.
– Нет, нет… все хорошо… сейчас я соберусь с мыслями и пойду, – прошептала Настя, вцепляясь в руку девушки. – Боже мой, как же мне плохо!
Девушка села на стул, на котором несколькими минутами ранее сидел импозантный адвокат. Вернее, она просто была втащена Настей на свободное место.
– Врача? – забеспокоилась девушка.
– Да, мне нужен врач. Но только один-единственный специалист, мой врач… – закрыв лицо руками, прошептала Настя.
– Вы поссорились с любимым? – догадалась девушка. – Я видела, здесь сидел мужчина, а потом ушел…
– Нет, не то. Вот вы любили когда-нибудь? Хотя вы еще так молоды… – подняла на собеседницу лицо Настя.
Девушка даже покраснела.
– Я? Ну почему же… Конечно, любила. И люблю. У меня есть парень, с которым мы учимся в институте. Мы вместе уже два года.
– Вот! А я – такая дура! Только сейчас поняла, что полюбила, только сейчас поняла…
– Так ведь и прекрасно! – подбодрила ее официантка, озираясь на свою помощницу и незаметно делая знак, чтобы та присмотрела и за ее столиками.
– Я задерживаю вас? – спросила Настя. Хотя это был очень глупый вопрос, и так было понятно, что задерживает.
– Нет, нет, что вы, у меня есть пять минут, – дежурно улыбнулась девушка, а глаза ее были по-настоящему заинтересованными и сочувствующими.
И тут Настю, несмотря на всю несуразность ситуации, прорвало.
– Мне уже хорошо за тридцать, и я знаю, что такие молоденькие девочки, как ты, считают, что в моем возрасте уже пора на пенсию. Мол, великовозрастная тетка, какая у нее может быть любовь…
– Что вы! Вы прекрасно выглядите! – заверила ее девушка. – И вообще, лично я никогда так не думала. Моей маме сорок два года, и она очень красивая и молодая.