он был прав. Они неспешно просматривали пластинки, обсуждали музыку, смеялись и выбирали диски, чтобы купить их. Он и не подумал позволить ей заплатить и купил для девушки Монка, Хораса Сильвера, Modern Jazz Quartet и Билли Холидей. Страстно желая включить записи и послушать их, они на такси отправились к ней домой и поднялись в спальню, где стояла стереосистема. Матери не было, только горничная на кухне этажом ниже. Короче говоря, это был идеальный момент для того, чтобы продвинуться дальше. Билли Холидей привела ее в восторг. «Удар Билли» поразил ее. Вскоре она переместилась к пианино и сыграла песню. «Вини во всем мою молодость», – пела Лулу, и ее голос был глубоким и теплым. Окна спальни выходили на Центральный парк, и когда солнце опустилось на крыши Вестсайдских домов, а Монк начал исполнять «Сумерки с Нелли», и свет в комнате стал сумеречным, он занервничал. «Поцелуй ее сейчас, – сказал Говорящий Сверчок у него за ухом. – Чего ждешь, придурок. Если ты слишком напуган, чтобы действовать, ты заслуживаешь всю свою оставшуюся жалкую жизнь». Играет «Сумерки с Нелли», соло на фортепиано Монка, наедине с Лулу в ее спальне. Сумерки с Лулу. Он поцеловал ее. Он поцеловал ее с надлежащей грацией, и она с готовностью ответила. На удивление ловко он уложил ее на кровать, расстегивая ее рубашку ловкими, как у карточного шулера, пальцами. Она не сопротивлялась его страсти, а, наоборот, пронзила своим языком его рот до самых ботинок, отчего у него из ушей пошел дым – или так ему показалось. Она облегчила ему задачу, ослабив пояс своих брюк, и он изо всех сил старался не увлечься. Как он и подозревал, Лулу была умелой любовницей. Ему напомнили, что Джинджер делала все, что делал Фред[123], только на каблуках и задом наперед. Он снял часть своих штанов, не испытав судороги ни в икре, ни в бедре, ни в своде стопы. В отличие от Глэдис, Лулу была горяча, агрессивна, с богатым воображением и неутомима, и, когда все закончилось, он представил, что выглядит как человек на одной из тех фотографий изможденных узников Освенцима, смотрящих из-за колючей проволоки. После они лежали в ее кровати с балдахином, ее волосы были растрепаны, она зажгла сигарету, курила и молчала. Либо у нее было достаточно опыта, подумал Сакс, либо она, подобно юному Моцарту, прирожденный гений. Ему очень хотелось объяснить ту историю, которая касалась его жены, и того, что бумаги о разводе уже практически отправлены почтой, но момент был явно неподходящим.

– Однажды я на тебе женюсь, – сказал он ей.

– Все возможно, – сказала она.

Она пронзила своим языком его рот до самых ботинок, отчего у него из ушей пошел дым.

Следующим вечером Сакс сказал Глэдис, что все обдумал и, возможно, было бы бессмысленным откладывать неизбежный конец. Они могут просто расстаться, и каждый будет жить своей жизнью, а остальные детали решатся. Он позвонил своему двоюродному брату Честеру, двадцатидевятилетнему холостяку, живущему на Вест-Энд-авеню, и спросил, может ли он временно переехать к нему и спать на диване. Джерри объяснил, что его брак переживает пробное расставание. Честер преподавал в Колумбийском университете, жил один и без проблем приютил своего двоюродного брата. Кузен был самым почитаемым членом его большой семьи, потому он умел излагать свои мысли, как Абба Эбан[124]. Ему всегда нравился Сакс, и они часто спорили о книгах, фильмах и атеизме. Джерри решил, что гораздо проще будет сказать Лулу, что он холостяк, разошедшийся с женой, в процессе развода, чем выглядеть медлящим слабаком. Когда он сказал Глэдис, что решил съехать, он ожидал эмоционального взрыва, достойного Бетт Дэвис, но она удивила его своим самообладанием и готовностью спокойно обсудить это. Как оказалось, она тоже переосмыслила этот вопрос и пришла к выводу, что их отношения начались неудачно и интересы разошлись по мере взросления. Глэдис сказала, что им следует смотреть на свой брак как на жизненный урок и, вместо того чтобы сожалеть о чем-то, стоит сосредоточиться на алиментах. Дело было передано их юристам и в конце концов улажено полюбовно, но не раньше, чем Сакс попал на кругленькую сумму. Когда они рассказали своим родителям, теща и тесть четко обозначили свою территорию и встали на сторону дочери. Рут Сакс предсказуемо поддержала позицию Глэдис, так же, как она защитила бы вора, если бы ее сын сказал, что его ограбили.

На следующий вечер Джерри встретился с Лулу и повел ее ужинать в ресторан в восточной части города, на Сороковых улицах, под названием «У Гэтсби». Они оба были поклонниками Фицджеральда, и им понравилась идея поужинать в заведении, названном в честь литературной иконы. В зале были красные бархатные обои и абажуры на маленьких настольных лампах тоже были рубинового цвета, из-за этого лицо Лулу приобрело светло-розовое сияние, делая ее еще красивее, если такое вообще было возможно. Они пили красное вино. Поскольку Сакс не привык к алкоголю, потребовалось всего два бокала, чтобы перенести его в приятные земли к северу от страны Оз. Они держались за руки, она сказала, как сильно ей понравилась его пьеса, восхищалась изобретательностью и изяществом сюжета. Лулу находила его неотразимым и смеялась во всех нужных местах. Она полностью согласилась с экзистенциальным риском. Разгоряченный уверенностью и замаринованный в божоле, Джерри сказал ей, что женат. Она не упала на спину и не хлопнула себя ладонями по голове на манер еврейского театра.

Он сказал, что живет раздельно и разводится и что не хотел вдаваться во всю эту печальную историю, пока не узнает ее получше, но теперь он влюблен. Сакс сказал Лулу, что женился второпях, потому что отчаянно хотел выбраться из родительского дома и начать собственную жизнь на Манхэттене. Признался, что со временем понял, что был эгоистом и в некоторой степени использовал Глэдис для эмоциональной поддержки, чтобы переехать и начать жизнь, но сам также придал ей смелости покинуть родной дом и вступить в мир. Он объяснил, что у него с женой было очень мало общего.

– А потом ты ворвалась в мою жизнь, – сказал он. – Ты словно сошла с экрана, села рядом со мной на скамейку, и с тех пор мои ноги не касались земли.

– Значит, ты беспокоился, что меня отпугнет тот факт, что ты женат, – сказала она.

– Да, – сказал он. – Именно так. Ты все правильно поняла.

– Боже мой, – вздохнула она. – Откуда у меня такая любовь к женатым