вечер. На пятерых, если он присоединится к нам», – добавил он, указывая на нового мальчика, которого Лулу привела домой. Сакс не собирался идти с ними, но чувствовал, что это был очень великодушный жест. С этими словами Артур Брукс вышел за дверь.

– Могу я вам что-нибудь предложить? – спросила ее мать. Сакс хотел сказать «мартини», но знал, что, если попросит, она приготовит, и придется его выпить, и, как и все алкогольные напитки, он вызовет у него сонливость, и вскоре он будет тосковать по своей пижаме. Лулу выбрала «Эвиан», и, когда Джерри объяснили, что это бутилированная вода, он сказал, что будет то же самое. Зазвонил телефон. Он не был белым. Пола сняла трубку, внезапно пришла в восторг и приступила к великолепному описанию чьего-то нового дома в Саутгемптоне с абонентом по имени Рензо. Лулу спросила, хочет ли Джерри тур по квартире. Он согласился, и они поднялись по лестнице в спальню девушки. Это была прелестная комната с обоями в цветочных бутонах, кроватью с балдахином и маленьким светло-коричневым пианино у стены. В книжном шкафу стояло множество книг – хорошая литература, заметил он, а ее детские игрушки лежали повсюду в качестве украшений.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала она. – Избалованная паршивка.

– Это уже второй раз, когда ты говоришь, что ты избалована, – сказал он ей. – Кто-то мог бы назвать тебя польской принцессой, но я бы поставил на то, что ты единственный ребенок.

– По-другому и быть не может, – сказала она.

Там были музыкальные альбомы: классические, джазовые, популярная музыка, стихи Кэдмона[121]. Там были фотографии Лулу лет двенадцати, игриво позирующей рядом с Симоной де Бовуар, сделанные в кафе «Де маго» в Париже. Знаменитая писательница была совершенно незнакомым человеком, но согласилась сняться с маленькой девочкой по просьбе ее родителей. Они спустились на первый этаж. Лулу распахнула двери на террасу и вывела Сакса наружу. Отсюда открывался великолепный вид на Центральный парк, и, если приложить даже небольшое усилие, можно было увидеть все, от Бэттери-парка до моста Джорджа Вашингтона. Она сказала ему, что любит дождь и обычно выходит сюда во время грозы и смотрит, как огромные электрические разряды зигзагами проносятся по небу Нью-Йорка и с треском опускаются на шпиль на вершине Эмпайр-стейт-билдинга.

– Я люблю промокать под дождем, – сказала она. – Становится так чисто и прохладно. Или я звучу как один из этих придурков?

Он находил идею о ней, промокшей под дождем, настолько романтичной, насколько это вообще можно придумать.

– Разве ты не боишься попасть под удар молнии? – сказал он, как всегда прямо переходя к самому ужасающему исходу любой ситуации.

– Не боюсь. Шансы очень малы, но, если мне придется умереть, какой невероятный способ. Быстро и драматично.

– Да, но все же, – пробормотал он, не в силах разделить ее восторг от возможного электрического удара.

– Могу я прочесть твою пьесу? – спросила она.

– А ты бы хотела? – горячо спросил он.

– Да. Ты так молод, а твою пьесу уже ставят. Большинство парней, которых я знаю, пишут, и ничего не происходит. Но я читаю их работы, и они никогда не бывают хорошими. А ты зарабатываешь на жизнь писательством. Я впечатлена.

– Я остроумный. Ты заметишь это, когда проведешь рядом со мной немного времени. И если это не будет действовать тебе на нервы, я тебе понравлюсь.

Она засмеялась.

– О чем твоя пьеса? – спросила она.

Сакс был на террасе пентхауса, рассказывал о своей будущей постановке очаровательной, пусть даже и избалованной польской принцессе с фиалковыми глазами. Он держал в руке свой напиток, словно Уильям Пауэлл, хоть это и была минеральная вода. Внизу, на улице, жители Манхэттена спешили домой, ловили такси, направляясь к своим домам в восточной части города, где они могли переодеться и пойти на ужин. Может быть на Двадцать первую, может быть в «Эль Марокко», может быть даже в театр, чтобы посмотреть его пьесу. Он представил, как зовет Лулу и она спускается по лестнице в милом летнем платье, ее черные шелковистые волосы все еще немного влажные и пахнут цветущим ночным жасмином. После рукопожатия, которое он обязательно растянул бы, и обмена шутками, они отправились бы пить и танцевать в освещенном городе до рассвета. Конечно, он не пил и не мог танцевать, но эта мысль вызвала у него улыбку.

– Ты собираешься рассказать мне? – спросила Лулу. – Или ты отключился?

– Рассказать тебе?

– Твоя пьеса. О чем она? Куда ты подевался?

– О, моя пьеса. Она о риске, о том, чтобы испытывать судьбу. Речь идет о еврейской женщине, вынужденной делать экзистенциальный выбор.

– Как она называется?

– «Так говорила Сара Шустер».

– Мне нравится. Я писала дипломную работу по немецкой философии. Понятие свободы в поэзии Рильке. Я так и не закончила ее, но человек, который прочитал текст, посчитал его очень оригинальным. Мне нравится идея того, что ты с юмором относишься к теме смерти. – Ее одобрение заставило его макушку сдвинуться с места, оторваться, как летающая тарелка, и совершить путешествие по Солнечной системе, прежде чем вернуться на место. Лулу взглянула на часы.

– Что ж, мне нужно принять душ и переодеться. Сегодня вечером я иду на шоу.

– Какое шоу?

– «В ясный день». Я люблю песни Алана Джей Лёрнера.

– Я могу снова с тобой увидеться?

– На этой неделе меня не будет в городе. Друзья моих родителей едут на Кентукки Дерби и берут нас с собой. Лошадь адвоката моего отца участвует в скачках.

– Очень увлекательно. Могу я позвонить тебе, когда ты вернешься? Я решил показать тебе самый лучший магазинчик джазовых пластинок в городе, где можно найти малоизвестного Фэтса Уоллера, множество джазовых пианистов и тонны великолепных записей Билли Холидей. Плюс некоторые другие музыканты, которые, я думаю, тебе понравятся.

– Отлично, – сказала она, записывая свой номер. – Только почему бы нам не сказать, что я встречу тебя на той же скамейке через неделю, в три. Я всегда иду домой через парк со своих занятий по актерскому мастерству в Вест-Сайде и выхожу у пруда с парусниками.

– Как я узнаю тебя? – сказал он, дурацкая шутка, о которой он будет сожалеть днями напролет. Сакс спустился на лифте и направился к станции метро на Пятьдесят девятой улице. Его голова не просто витала в облаках, она была где-то в Галактике Андромеды. Лулу была всем, чего он всегда хотел, о чем мечтал, о чем фантазировал. Она подходила под каждый пункт в его списке желаний. Романтическая встреча, пентхаус, терраса, откуда открывается вид на весь Манхэттен. Но самым важным, конечно, была сама