Она сжалась.

— Эйдолон! — Она ударила его кулаком по груди. — Эйдолон, черт тебя подери.

Это был не голос Тайлы, и ласкал он не грудь Тайлы. Эйдолон нахмурился. Тайла смотрела на него с озабоченным выражением в глазах. Черт, это не Тайла, это Джем.

Впрочем, не все ли равно. Его член так напрягся, что едва не лопнул, а сам он так возбудился, что ничего не соображал.

— Ты проходишь через эсгенезис, да? — тихо спросила Джем.

Со стоном он оторвался от ее тела и сел на свое место.

— Прости. — Он провел ладонью по лицу, почувствовав холодный пот. Правая щека болела и пульсировала. Он глянул в зеркало заднего вида и увидел, что под кожей проступает рисунок.

— Не за что. У меня так давно никого не было, что я уж и забыла, как это приятно. Она застегнула те пуговицы, которые уцелели. — Не надо было называть меня Тайлой. Это все испортило.

Он снова застонал. И как он мог перепутать Джем с Тайлой? Да и при чем тут это вообще? Убийца для него никто, и не должен он ее так хотеть. Это эсгенезис играет с ним злые шутки. Он не терял контроль над собой с двадцати лет, когда проходил первый цикл полового созревания, но тогда по крайней мере знал, что, когда пройдут дни беспрестанного возбуждения, он станет сильнее, больше и лучше во всех отношениях.

Но сейчас все по-другому.

— Мне нужно в госпиталь. Ты можешь сесть за руль? — У него так дрожали руки, что он не решался вести машину.

Джем кивнула.

— Ты как, в порядке?

«Какое там!»

— Мне нужно сделать себе переливание крови. У меня есть кое-какие запасы. Я знал, что свежая кровь мне может понадобиться, если эсгенезис будет совсем жестким.

— Даже если сработает, это все равно лишь временная мера, — заявила она.

— Я в курсе, — резко ответил он, — просто отвези меня в госпиталь. Да, и вот еще, Джем. Сделай одолжение, оставь Тайлу в покое.

— Не выйдет, она знает кое-что о моих родителях. Должна знать.

Он провел рукой по волосам.

— Даже если так, она вряд ли захочет говорить. Ты не сможешь сломать ее. Уж поверь мне, — пробормотал он.

— Тогда в чем твой план? — В голосе ее прозвучало презрение. — Ублажать ее до тех пор, пока она не сознается, что эгисы во всем виноваты? С чего ты взял, что я тебе доверяю? Тому, кто путается с врагами, вообще нельзя доверять.

Что верно, то верно.

— Я инкуб, и секс — мое оружие. — Только в случае с Тайлой у него не очень-то получалось.

— Не надо вешать мне лапшу на уши. Пока ты не прошел эсгенезис, ни черта ты не можешь. Так, мелочи.

— Отстань от нее, Джем, — проворчал он.

— Не могу.

Он чувствовал страх и злость Джем, как будто они были его собственными, но только корни его злости были в чувстве собственника.

— Тайла — моя.

— Твоя?

— Я сам с ней разберусь.

— Я, конечно, рада за тебя, но вообще-то на кону жизнь моих родителей, так что я не отдам все тебе на откуп. И ты уж не обижайся, но, когда речь заходит о ней, то ты думаешь не головой, а тем, что у тебя между ног.

— Это займет пару дней, она слабеет. Она пойдет на сотрудничество, когда почувствует себя больной и лишенной поддержки собратьев.

Джем снова прикусила губу и посмотрела на него.

Обычно ей удавалось прятать свое демоническое обличье, но сейчас эмоции бушевали в душе, и человеческая личина стала уступать место.

— Я даю тебе двадцать четыре часа. После этого, не обессудь, Тайла будет моей, но удовольствия она от этого не получит.

Соблазнительные формы полной луны не шли ни в какое сравнение с соблазном природы в лице самки в период течки, которая ластилась к Люку, и ближайшие три ночи обещали быть одновременно раем и адом.

Он закрыл бронированную дверь в специально отведенном для этого помещении в подвале и поставил таймер, который не позволит открыть дверь раньше времени снаружи. Ула, самка, которую он выиграл в жестокой схватке с пятью другими самцами, прижалась обнаженным телом к его обнаженной спине. Она вздрогнула, когда лязгнул металл о металл при закрывании двери.

— Слушай, я не понимаю, зачем нам запираться? — промурлыкала она, потершись щекой о его щеку. — Мы можем сбежать в деревню. Мы бы бегали на просторе, охотились.

«Охота». От одного этого слова кровь в жилах закипала. Люк с удовольствием побегал бы на воле, как Ула, а она была чистокровной, зачатой родителями, которые были скорее животными, чем людьми. Такие оборотни назывались «варги». А будучи от рождения варгом, она жила другой жизнью, нежели Люк, принадлежавший к иной социальной прослойке.

Люк стал варгом в возрасте двадцати четырех лет, на него напал варг в 1918 году, когда он бился на полях сражений Первой мировой войны во Франции, будучи американским добровольцем. Каждый последующий год человеческое в нем уступало животному, но он продолжал жить среди людей, хотя и не считал себя своим среди них. Но жизнь с ними научила его определенной осторожности, поэтому он запирался на три самые активные ночи полной луны. Он поклялся себе в этом и держался до сих пор, надеясь держаться и впредь, до той самой минуты, пока животное начало не возьмет над ним верх.

Люк повернулся к своей спутнице.

— Нам нет нужды охотиться, — сказал он, прижав к себе ее крупное тело. — Мы будем развлекаться по-другому.

С потолка свисали две коровьи полутуши. Их только что доставили с ближайшей бойни, так что с голоду они не умрут.

Ее рука, уже удлинившаяся и с проступившими когтями, сжалась вокруг его члена. Он издал стон.

— От этого союза будет потомство. Я чувствую это. — Он коротко вздохнул. Варги не образовывали пары, пока самка не беременела, после чего союз длился всю жизнь. — Он запустил руку в длинные серебристые волосы Улы. Если она понесет от него, то навсегда останется с ним, и это будет конец столетнему одиночеству.

— Консулу варгов это вряд ли понравится. — Хотя на самом деле ему будет наплевать.

— О, если только щенки не будут варгами. — Он сжал в кулак ее волосы, заставив запрокинуть голову. — Мы не станем убивать никого из тех, кто родится человеком, — прорычал он.

Серебристые точки в ее глазах вспыхнули, но он не понял, то ли от раздражения, то ли от трансформации.

— Но закон гласит…

— Законы пишутся для того, чтобы их нарушали. — Он ослабил хватку и положил руку на ее идеальную круглую задницу. — Мы просто покусаем человеческих детенышей, они станут варгами, и никто не узнает, что они родились людьми.

— А если кто-то заподозрит?

— Этот кто-то умрет от моей руки, прежде чем успеет высказать свои подозрения.