низковат. Он взглянул в серое, наполненное утренним сумраком оконце, плеснул в лицо воды из жестяного кувшина, стоявшего возле его немудрящего ложа, забросил на плечо мешок с небогатым скарбом, который поручила ему еще на струге Самана, нацепил на пояс меч и шагнул в коридор, еще не зная, что оставляет недолгое убежище навсегда. Навстречу ему уже бежала Нега.

— Что за хождение было чуть не с полночи? — спросил ее Лук. — Топали тут по коридору, посудой звенели.

— Потом, — прошептала она негромко. И добавила: — Быстро приводи себя в порядок, немного времени у тебя еще есть, встречаемся во дворе.

— Что случилось? — встревожился Лук.

— Арнуми вернулась, — откликнулась, убегая, Нега. — Плохие у нее вести, очень плохие. Наши уже все внизу.

Через пару минут и Лук стоял во внутреннем дворе, вспоминая, как был удивлен тем, что здание трактира окружено бревенчатой стеной наподобие маленькой крепости, да и прочие дома, выстроившиеся вдоль улицы от реки, тонули в вечерней мгле, ничем не напоминая обыкновенные слободские дома.

— Трудна жизнь в Вольных землях, — еще вечером ответил Луку на незаданный вопрос Нигнас. — Дыши, да оглядывайся, нет ли дыма со сторожевых башен на горизонте, не блеснет ли в кустах клинок, не просвистит ли в воздухе стрела.

Теперь Нигнаса во дворе не было, зато неизвестно откуда взявшаяся Арнуми, которая, как помнил Лук, должна была появиться в трактире через пару дней, прыгала возле нескольких кособоких узлов и шипела, как накрытый дырявой крышкой котел. Стоявший тут же Курант прислушивался к ее шипению, поглаживал циферблат бронзовых часов и качал головой. Харас, Самана, Нега и по-прежнему заплаканная Лала сидели на длинной скамье поодаль. Нехитрый скарб труппы уже был распределен по заплечным мешкам. На ногах у всех, включая и Лапу, красовались почти новые сапожки, на плечах топорщились куртки из овечьей кожи. Все четверо напряженно молчали. Харас водил камнем по хиланскому мечу.

— Иди сюда, иди, — подозвала Лука хозяйка, расплылась в подозрительно сладкой улыбке и, стянув с него колпак, провела по обритой голове ладонью, после чего обернулась к Самане. — Точно говоришь, что черные полезут?

— Черные, — кивнула та, ежась от утренней стыни, висевшей над бревенчатой оградой клочьями тумана. — Белила его каждые две недели. Корни — что твоя ночь.

— Что моя ночь, — поправил жену Курант и повернул к Луку незрячее лицо. — Слушай, парень, последний раз говорить будет хозяйка.

— Ну ты меня немотой не пугай, — пробурчала Арнуми, цыкнула плевком через щербину в зубах и неожиданно стала серьезной. — Хорошо, что черные. Забудь, парень, про свою белую шевелюру вовсе. И про кличку свою — Белый — забудь. Послушай, что я тебе скажу, но не потому, что иной разговор дороже золота может оказаться. До следующего разговора время пройдет, да и этот может оборваться в минуту, стоит только Нигнасу появиться. Прогуляться нам придется. Понял?

— Надо — значит, прогуляемся, — кивнул Лук. — Случилось что?

— Случилось, — улыбнулась старуха, и Лук почувствовал в привычной гримасе боль. — Надеюсь, что обойдется, но, если с одного угла заполыхало, в другом не отсидишься. Закрываем мы трактир. Скрывать не буду, твоею милостью закрываем. Работников уже распустила, скарб раздала, по домам разнесли, спрятали. Но многие, думаю, тоже мешки вяжут. Хотя народ тут разный. Кто-то яму роет, а кто-то с краю той же ямы землю на голову землекопу сваливает. Но ничего, у всякой веревочки есть кончик, на каждый узелок шильце отыщется. Найдутся доброхоты, доложат и распишут в тонкостях. Но ты губы не закусывай попусту, а то язык прикусишь, мы люди привычные. Не впервой. Хотя плохо будет. Беда накатывает. Меня так еще в Хилане чуть не придавила. Чудом оторвалась, но ненадолго, чую.

— Нас преследуют? — бросил тревожный взгляд на Куранта Лук.

— Догадливый, — хмыкнула Арнуми. — Только догадываться раньше надо было, когда ты щит на столбе разрисовывал. Не крути глазами-то, я товар хвалю только тогда, когда знаю, чем торгую. Мне Курант все выложил. Или почти все. Правда, чем кормить будет, обозначил, а вот что похлебку горячей подаст, умолчал.

— Обожжешься — залечим, — подал голос старик.

— Ты уж залечил меня однажды, на всю жизнь хватит, — вздохнула старуха и снова посмотрела на Лука. — Вы еще только струг разворачивали, а на ярмарке уже суматоха началась. Думаю, что весь отряд ловчих на площадь вывалился, да и стражников набежало втрое против полуденного. Сначала просто досматривали всех подряд да добро перетряхивали. Интересовались, кто забаву на столбе со щитами учинил. Затем злее стали, девку начали искать, — продолжила Арнуми, бросив быстрый взгляд на Лалу. — Да-да. Рыжую, красивую, молодую, спелую. С ней же и меч какой-то. Особенно шерстили в рядах оружейников, каждый клинок из ножен вытаскивали. Награду объявили, — ухмыльнулась Арнуми. — Десять монет за девку, десять монет за меч. Золотых монет.

— А за голову забавника сколько? — сдвинул брови Лук.

— А не закружится головенка-то? — ухмыльнулась Арнуми. — Думаешь, не за наградой ли я поспешила к дому своему? Нет, дорогой, плохо ты знаешь старушку. Я срываться решила, когда поутру два остолопа, похожие на переодетых стражников, стали вокруг рыскать и насчет похорон Куранта да гиенской свадьбы справляться. Товара оставила на пару золотых монет. Шатры. Не прикупила того, что хотела. Но, как молвится, башка дороже волос. Ногти ломаются, зато пальцы не укорачиваются.

— Сколько? — повторил вопрос Лук.

Старуха вздохнула, шагнула к Луку, приподнялась на носках и выдохнула в ухо:

— Тысяча.

Курант охнул.

— Вот ведь, — всплеснула она руками, — все забываю, что слухач рядом. Другое плохо: не только я об этом слышала. Я, конечно, случайных людей не нанимаю, но и неслучайные слабину могут дать, когда о таких деньгах речь идет. А одно с другим сопоставить несложно. Когда сначала ищут ловкача-забавника, а потом циркача, это ж как зайца из горохового поля тянуть: уха два, а зверь-то один и тот же.

— Так то заяц, — стиснул губы Лук и посмотрел на Куранта, который стоял с потемневшим лицом посреди двора. — У него уши длинные.

— Вон твои уши. — Старуха мотнула подбородком в сторону скамьи. — Или ты их уши. Камень на шее. Глашатаи орали о награде во все горло. Даже на пристани было слышно. Правда, тебя, умелец, объявили почему-то другим именем: Киром Харти назвали, ну так и до Лука недолго додуматься. Придется тебе третье имя придумывать.

— Я готов уйти хоть теперь, — буркнул Лук.

— Поздно уже уходить, — вздохнула Арнуми. — Теперь уж если и уходить, то уходить надо шумно. Чтобы нужный человек узнал, что ты уходишь. А то ведь