— Иразберись! —поддержал егоЭдик. — Что-томне все этоочень не нравится.— Он снова отхлебнулиз фляжки, бросилна Марту внимательныйвзгляд. — А тыхитрая! — сказалпочти с восхищением.— Всех нас провела.Сообщника вонсебе даже нашла.Вы же знакомы,да?

—Шапочно.Крысолов сосветской чопорностьюпоклонилсяМарте. — Виделисьпару раз. А увас, Эдуард,большой долг?— вдруг спросилон безо всякогоперехода.

—Какойдолг? — Эдик,приложившийсяк фляжке, отнеожиданностипоперхнулся.Закашлялся,обдав брызгамиконьяка платьеВерочки.

—Карточный.— Крысоловпродолжалулыбаться, нов улыбке егобольше не былоникакой светскости.— Хватит вашейдоли, чтобы егопокрыть?

—Самыйумный, да? — буркнулЭдик, но по егозатравленномувзгляду былосовершенноясно, что Крысоловпопал не в бровь,а в глаз.

— Даты подготовился,как я посмотрю,наследничек!— В глазах Ильиполыхал недобрыйогонь.

—Подготовился.— Крысоловкивнул. — Вашикредиторы тожеподготовились.Бумаги вот-вотокажутся всуде.

— Окак! — радостноотозваласьАнастасия. —Так наша акулабизнеса, оказывается,банкрот!

—Стихни!— Илья бросилполный яростивзгляд на сестру,потом сквозьсжатые зубыпроцедил: —Так, а прислугачто здесь досих пор делает?Вон пошли! Оба!

Зинаидаобиженно вздрогнула,кутаясь в растянутуювязаную кофту,прошла к выходу.Аким молчараспахнул передней дверь, выходя,обвел присутствующихдолгим взглядом.

— Ичтобы не подслушивалимне! — прикрикнулИлья, уголкомшелковогогалстука стираяс лица пот.

—Ба-а-а-нкрот...— пропела Анастасияи выпустилаидеально ровноеколечко дыма.

— Аты сука! Думаешь,я не знаю, чтотвой парижскийпроект накрылсямедным тазом?!Выискалась,понимаешь,мадам Шанель!Обмишурил тебятвой французишка,безпортков оставили слинял! —Ильябрызгал слюной,от его светскоголоска не осталосьни следа.

— Ах,мне нужно вПариж! —истеричнорассмеяласьВерочка. —Ах,мне скучно вэтом вашемзахолустье!А Париж, оказывается,дырка от бублика!

— Саматы дырка отбублика! —Анастасиястряхнула пепелпрямо на ковер.—Курицапустоголовая!Скачешьиз койки в койку,вертишь задницей,а у самой задушой ни гроша.Жила всю жизньна Натины подачки.

— Такя и не скрываю!—Верочкарасплыласьв злораднойулыбке. —Тольковот мне, курицепустоголовой,в отличие отвас, умных, долгивозвращатьникому не нужно.Я по средствамжила, без Парижейи лишних понтов!Я не пропаду,Настенька, тыза меня не переживай!Я молодая, красивая.Это твой поездужедавноушел...

Какжевсе это мерзко,какпредсказуемо...Марта загасиласигарету. Все,нечего ей большеделать в этомгадюшнике...

— Акуда это тысобралась? —змеиноешипение Ильинастигло ееужеудвери. Мы тутдруг о другеужемноговсякого интересногоузнали, по-родственному,так сказать.Только ты непри делах осталась.Может, поведаешьнам, за что бабкана тебя сначалаополчилась,а потом вдругтак облагодетельствовала?Давай, потрясигрязным бельишком,сестренка!

—Пошелк черту! —Мартане стала дажеоборачиваться,со всей силыхлопнула тяжелойдубовой дверью,дышать сразустало легче,хотя бетоннаяглыбатревог и сомнений,обрушившаясяей на плечипосле смертиНаты, никудане делась.

Вот,не стало Наты,и карточныйдомик родственныхотношенийразрушилсяв одно мгновение.Она вырастилаих всех практическис пеленок, неделила на своихи чужих, а ониот нее отказались.От нее и от кровныхуз. Ради денег...

Творец,1938 год (КаллиопаиТерпсихора)

Этобыл дивный вовсех смыслахдень —деньего триумфа,день обретенияновой музы.

Аведь Савва ине чаял, чтотакое возможно,за годы жизнис Прасковьейпочти привыкк тому, что душабольше не горит,не рвется вэмпиреи! Отвыкот света.

Свет,исходящий отнезнакомки,был так яроки так пронзителен,что Савва почтиослеп от этогонеземногосияния. Не виделникого и ничего,отвечал навопросы гостейневпопад, дажеперепуталназвания собственныхкартин, чегос ним отродясьне бывало.

Тонкая,изящная, будтокитайскаястатуэтка, скаштановымиволосами, уложеннымив высокую античнуюприческу, согромными, чутьраскосымиглазами и непо-славянскисмуглой кожей,она ни на шагне отходилаот плюгавого,совершенноневзрачногомужичка в формеНКВД. Ее тонкиепальчики трепетновздрагивалина его согнутойв локте руке,а высокие скулырасцвечиваляркий румянец,стоило ей пойматьне в меру пристальныйвзгляд Саввы.

Да,он знал, чтопроизводитна женщинвпечатление.Он был из техмужчин, которыес возрастомстановятсялишь интереснее.В чем тоже ощущалосьчто-то ненасытное,азиатское, иглаза его временамиполыхали дьявольскимогнем, в которомрасплавилосьне одно дамскоесердце.Но он нервался вчужие объятия.Женщинасама по себене представляладляСаввыинтереса,еслитолькоот неене исходилсвет, заставляющийсердце быстробиться,заставляющийзабывать обосторожностии благоразумии,вынуждающийжадноловить каждыйвздох, каждыйвзглядтой, которойсужденостатьегомузой.

Рядом,будтопочуявнеладное,тяжковздохнулаПрасковья,егоразвенчаннаямуза. Здесь, наего персональнойвыставке, вокруженииуспешных ивластных, ухватившихудачу за хвост,она в своемуродливом,давно вышедшемиз модыбархатномплатьеказалась чем-тонелепым иненужным.Нечеловеком даже,а отслужившейсвой срок вещью.Под ее по-собачьипреданным, всепонимающимвзглядом Саввезахотелосьвзвыть, оттолкнутьэту женщину,убежать, чтобыне видетьбольше никогда.В чистейшемсвете новорожденноймузыКаллиопаумерла окончательно.

-Саввушка,что-то нездоровитсямне. -ГолосПрасковьи пошелтрещинками.— Головакружится, исердце щемит.Я бы домой пошла?..

Начто она рассчитывала?На то, чтоон уйдетследом за нейсо своей самойпервой, самойважной выставки?!

— Иди!— Онулыбался ейвежливо и холодно,как чужомучеловеку. А ониведь отнынеи есть чужиелюди, не осталосьмежду ниминичего, истлело,осыпалосьпеплом. —Меняк ночине жди. Самавидишь, как тутвсе...

—Вижу,Саввушка.— Впрощальномвзгляде— мольбапополамс неверием.— Изменилсяты,Саввушка.

—Изменился,Прасковья. —Нетсмысла отрицатьто, что очевидно,что зажигаетжадным огнемглаза,а ладониделаетвлажнымиот совершенномальчишескоговолнения.

—Разлюбил.— Онанеспрашивала;она сама, безего подсказки,вынесла смертныйприговор ихсемейной жизни.