— Но если так, то Сесил должен понимать, что его неприглядные дела будут разоблачены с помощью документов, которые я оставил на хранение в Риме. И в связи с этим не приходит ли тебе на ум кто-нибудь из наших недавних посетителей?

— Том Барнс, — решительно ответил Манион.

Том Барнс был хитрой бестией с бегающими крысиными глазками. Он служил у Тома Фелиппеса, одного из величайших мерзавцев во всем Лондоне. Фелиппес считался искуснейшим подделывателем документов и дешифровщиком, который изрядно напакостил правительству и зашел в своих интригах против хозяев так далеко, что в настоящий момент пребывал по их милости в Тауэре, вдали от привычного комфорта. Фелиппеса предал Барнс, который состоял у него на службе и отличался беспокойной привычкой выполнять все поручения по ночам, при этом он стучался в закрытые ставни на первом этаже, а не в дверь. Именно такой визит он нанес Грэшему перед его отъездом в Кембридж и незадолго до предательства собственного хозяина. Барнс принес письмо, украденное из письменного стола Фелиппеса, и потребовал за него кругленькую сумму. Письмо до сих пор хранилось между половиц в комнате Грэшема в Кембридже. Генри собирался решить это дело с самим Фелиппесом, но того неожиданно посадили в Тауэр.

— Думаю, мистер Барнс и его бумаги проливают свет на то, чего я до сих пор не мог понять.

— Мы отправляемся в Тауэр? — спросил Манион.

— Придется, — просто ответил Грэшем.

— А нельзя ли сначала позавтракать? — поинтересовался верный слуга.

Лондонский Тауэр, словно угрюмый часовой, возвышался у восточных границ Сити, подходивших к самой Темзе. Грэшем решил, что разумнее всего отправиться в Тауэр по воде, и взял с собой четырех вооруженных людей. Не для того он вышел победителем из битвы на реке, чтобы погибнуть в уличной драке. Он также не воспользовался ни одним из своих судов, так как Гарри еще не оправился от раны и не мог выполнять функции капитана. Манион вышел на пристань у дома Грэшема, чтобы нанять подходящую лодку. Зная настроение Генри, он отказался от нескольких судов, которые соперничали между собой из-за богатых пассажиров со Стрэнда и их товаров. Наконец он нашел подходящее судно с молодым лодочником.

— Желаете высадиться перед мостом или пронестись с ветерком под арками? — осведомился юноша, широко улыбаясь своим пассажирам. Большинство людей, избравших своим ремеслом реку, носили грязную одежду и имели весьма неприглядный вид, но этот парень выглядел вполне прилично и казался здоровым. Многие пассажиры высаживались на берег, не доезжая до моста, и при необходимости снова нанимали лодку, после того как она пройдет под узкими каменными арками Лондонского моста.

— Едем как можно быстрее, — решительно заявил Грэшем. Несмотря на молодость, лодочник был силен и хорошо знал свое дело. Он мастерски провел лодку под одной из арок, и Грэшема вновь охватило знакомое возбуждение, которое у него всегда вызывали высокая скорость и опасность.

Путешественники почувствовали запах Тауэра задолго до того, как его увидели. Лорд-мэр и комендант Тауэра вели бесконечные пререкания по поводу сточных вод Сити, сливающихся в сточную канаву Тауэра. Их спор разгорелся с новой силой, когда в Сити открыли шлюзы и в канаву Тауэра хлынули все нечистоты из района Минориз. На подходах к Тауэру стояла жуткая вонь, и даже его закаленные обитатели были готовы отдать все на свете за свежую пресную воду. Грэшем оставил четверых слуг дожидаться его возвращения у подземного выхода из крепости и взял с собой только Маниона.

Генри вспомнил, как он в первый раз пришел навестить Рейли, которого отправили в Тауэр по сфабрикованному обвинению. Рейли рискнул помериться силами со всей мощью Испании и одержал победу. Он обладает умом ученого, владеет языком, как поэт, и отважен, как лев. Менее сильный человек на его месте горько оплакивал бы свою судьбу, и Рейли тоже однажды попытался лишить себя жизни в минуту слабости. Однако при виде невозмутимого и уверенного в себе мужчины в придворном костюме Грэшему было трудно в это поверить. Рейли поместили в Кровавую башню Тауэра, где он продолжал работать. Грэшем застал его за письменным столом, и Рейли не пытался скрыть свое удивление.

— Итак, мой друг, как вам удается ладить с окружающим миром?

— Было бы уместнее спросить об этом вас, — ответил Генри.

— Меня? Но у меня, как видите, все прекрасно, и самые толстые стены в Англии защищают меня от всех врагов… — Он картинно обвел рукой вокруг себя, показывая на низкие потолки. — Кроме того, со мной рядом жена и сын.

В этот момент в камеру, вытирая мокрые руки, вошла жена Рейли Бесс, некогда ставшая причиной его конфликта с королевой Елизаветой. При виде Грэшема на ее бледном лице с запавшими глазами засияла улыбка. Бесс Рейли вырастила множество детей, помимо собственного сына, и считала Грэшема своим любимым, хотя и беспутным приемным сыном.

— Милорд, как такое могло произойти?! — возмутился Генри.

Рейли только хрипло хмыкнул в ответ.

— А как могло случиться, что меня обвинили в предательстве и сговоре с Испанией, с которой я воюю всю жизнь? Как могли меня обвинить по приговору суда, на котором отказались от единственного свидетельского показания, а мне так и не позволили встретиться с обвинителем? Как мог мой старый друг и союзник стать главным обвинителем? А ведь моя любимая жена вскормила и вырастила его больное дитя!

Бесс тихо улыбнулась, вспомнив о мальчике, которого воспитывала будто собственного сына. Она приняла в свою семью хилого отпрыска Сесила и одарила его теплом и любовью, не делая различий между ним и своим вечно голодным здоровеньким крепышом.

— Что ж, мой друг, ответ ясен. Я простой смертный и живу в мире, который сотворил Господь. А еще у меня есть гордость.

Во время их беседы Рейли не вставал из-за стола, и Грэшем понял, что он просто не может этого сделать. Обрушившиеся на него испытания, недавняя болезнь и попытка самоубийства сделали свое дело, но Генри видел, что, несмотря на подорванное здоровье, дух этого человека не сломлен, и искренне обрадовался своему открытию.

Из-за гордого нрава и надменного поведения Рейли нажил себе множество врагов, но придворные остряки говорили, что он является единственным человеком, обвинительный приговор которому доказал его полную невиновность в глазах людей. Когда Рейли прогуливался по узкой дорожке рядом с Кровавой башней, обращенной к реке, толпы людей, включая самых знатных, выстраивались в очередь, чтобы посмотреть на великого человека — последнего представителя елизаветинской эпохи. В Кровавой башне до сих пор стоял запах строительных работ, которые затеяли, чтобы обеспечить достойные апартаменты такому именитому узнику, и Грэшем отметил про себя, что решетки вовсе не являются обязательным атрибутом тюрьмы.

К моменту нынешнего визита Рейли провел в заключении уже два года. Он тепло приветствовал Грэшема, а Маниона дружески похлопал по плечу и сунул в руку бутыль и серебряный кубок тонкой работы.

— Возьми эту бутыль, великий Голиаф, отправляйся на прогулку к реке и кричи во всю глотку, что ты и есть великий сэр Уолтер Рейли!