Грэшем окинул Фелиппеса невозмутимым взглядом. Они знали друг друга много лет и были если не друзьями, то единомышленниками в темном и запутанном мире шпионажа и интриг.

— Я хочу объяснения, Том, только объяснения.

Лоб Фелиппеса покрылся мелкими капельками пота, хотя в камере, несмотря на летний зной, было холодно и сыро.

— Объяснения чего?

— Почему, когда твой слуга Барнс украл письма, которые ты скрывал от Сесила, и хотел их передать милорду, он обнаружил пачку писем, явно предназначенных для Сесила, и одно из них якобы было написано рукой Генри Грэшема? Ты подделал мой почерк и постарался сделать все возможное, чтобы Сесил поверил подделке. Старый черт, ты даже написал их на бумаге, которую обычно использую я! А Том Барнс, вместо того чтобы доставить письма Сесилу, решил показать их мне. Он знает, что я щедро плачу. У тебя великолепный почерк, Том, особенно когда ты хочешь, чтобы его приняли за мой.

— Я ничего не знаю, — испуганно пролопотал Фелиппес, и его глаза расширились от ужаса.

— Письма, якобы написанные мной, представляют большой интерес. Я не подозревал, что являюсь католиком, хотя в письме обещаю папе поддержать вторжение в Англию и оказать помощь в свержении короля Якова. Звучит очень убедительно, хотя я и не приложил к этому руки.

Письмо было не только подделкой высокого класса, оно могло навсегда погубить репутацию Грэшема в глазах людей, представляя его как лакея испанцев и врага Англии. При таком раскладе Сесил получал возможность избежать скандала, который бы разразился при оглашении писем, хранившихся в архивах папы римского. Кто поверит обвинениям изменника? Но замысел Сесила оказался еще более хитроумным. Сам факт, что позорящие его письма находятся в папском архиве, говорил о связи Грэшема с католиками и делал его предателем.

— Том, зачем ты помог людям, распускающим обо мне ложные слухи? — тихо спросил Грэшем.

Фелиппес стал бормотать что-то невнятное, но, увидев сверкнувший в руке Генри кинжал, замолчал. Манион предусмотрительно стал перед обитой железом дверью.

— Если понадобится, я убью тебя, Том Фелиппес, и ты это знаешь, — небрежно сообщил Генри, воткнув кинжал в стол из неотесанных досок и придерживая его пальцами.

— Знаю, — ответил Фелиппес, и его лицо покрыла смертельная бледность, делая глубокие оспины еще более заметными. — Правда, тот, кто приказал состряпать фальшивки, тоже меня прикончит, как только узнает, что я проговорился. Так не лучше ли мне выбрать легкую смерть?

— Не лучше, так как есть надежда, что твой хозяин ничего не узнает, а следовательно, и не убьет тебя, а вот если я не услышу интересующих меня сведений, можешь считать себя покойником. Думаю, это понятно.

Фелиппес не выдержал спокойного взгляда Генри и заморгал глазами, словно кролик, внезапно освещенный факелами. Вдруг он с вызовом вздернул подбородок, стараясь не выдать своего страха.

— Ты не посмеешь убить меня здесь, Генри Грэшем! — заявил он. — У меня нет ножа, его отняли при обыске, а приходил ко мне только ты. Тебя обвинят в убийстве, как Ирода в избиении невинных.

— Возможно, и обвинили бы, если бы я убил тебя ножом, — задумчиво ответил Грэшем. — Но ты уже принял свою смерть, находившуюся в вине, которым я любезно тебя угостил и которое ты соизволил выпить в большом количестве. Мой добрый друг Саймон Форман гарантирует действенность этого снадобья. И ты умрешь, Томас Фелиппес, если только в течение часа я не пожелаю дать тебе противоядие, случайно оказавшееся у меня с собой.

Грэшем извлек из сумки закрытый пробкой узкий пузырек с прозрачной жидкостью, и Фелиппес уставился на него, словно на райское видение или дьявольское наваждение. Ходили слухи, что Саймон Форман по количеству изготовленных ядов превзошел все семейство Борджиа.

— Так ты хочешь испробовать еще и этот напиток — или до конца дней удовольствуешься тем, что уже выпил? До конца дней, то есть…

— Ты не можешь так со мной поступить! — завопил Фелиппес.

— Я бы никогда этого не сделал, не предай ты меня так подло. Подделанные тобой письма означают мой арест, суд, а потом дыбу, виселицу и четвертование на плахе. Сам понимаешь, что мы с тобой квиты. Впрочем, хватит болтать. Ты будешь говорить, или я уйду и оставлю тебя подыхать?

— Я все скажу, только дай противоядие…

— Дам, когда закончишь свой рассказ. Начнем с писем. Зачем ты подделал мой почерк?

— Потому что Сесил приказал. А ты что подумал? А еще потому, что он хорошо заплатил. Сам знаешь, в нашей игре больше всего ценятся деньги и сохранность собственной шкуры, а дружба и личные привязанности идут далеко позади.

— Такая откровенность делает тебе честь, жаль, что ты не продемонстрировал ее раньше. Вот, сделай глоток из первого пузырька. — Грэшем небрежно толкнул бутылочку через стол, и Фелиппес ухватился за нее, как утопающий за соломинку, судорожным движением выдернул пробку и выпил содержимое. — Чтобы прекратить действие яда, нужно выпить второй пузырек, который я тебе дам, когда закончишь рассказ. Речь пойдет о написанных здесь именах. Говори все, что знаешь об этих людях. — Генри протянул Фелиппесу листок бумаги с именами, которые он узнал от Молл Катперс.

Фелиппес поднял на собеседника удивленный взгляд. Перепуганный человечек на мгновение исчез, уступив место профессионалу высокого класса.

— Они все католики и связаны родственными узами — либо кровными, либо в результате заключения браков. В 1596 году Кейтсби и братья Райт вместе сидели в Тауэре.

— Расскажи мне о каждом из них.

— Ты что, думаешь, я всегда держу при себе секретаря? — В ответ Грэшем занес руку с пузырьком над каменными плитами, из которых был сделан пол в камере. — Подожди, я должен вспомнить!

Фелиппес откинулся назад и прикрыл глаза.

— Кейтсби… из старой католической семьи. Собой красавец и лихо владеет шпагой. Участвовал в восстании Эссекса. Да ты и без меня все знаешь. — Он хитро посмотрел на Грэшема, который с невозмутимым видом слушал его рассказ. — Жена у него умерла, а он связался со священниками. Имеет дом в Ламбете и снимает жилье на Стрэнде… Горячая голова, вокруг него множество друзей. За таким человеком стоит понаблюдать. Братья Райт… Католики до мозга костей, превосходные фехтовальщики, одни из лучших в стране. Вместе со своим приятелем Кейтсби по уши увязли в шашнях Эссекса. Оба путешествовали по Европе, но неудачно. Это я донес на них Уолсингему. Теперь Том Уинтер… Уинтеры из Хаддингтон-Корта, очень богатые люди, владеют соляными озерами в Дройтвиче. Одному Богу известно, против чего они борются, сидя на таких деньгах. Младший брат — убежденный католик. Весьма беспокойный тип, остроумный, вспыльчивый, падок на женщин и любит выпить. Еще один неудачный путешественник… Перси… Болтун. Выполняет грязную работу для Нортумберленда, вел по его поручению переговоры с королем. Злой и тщеславный человек, но королю, похоже, нравится. Ненавидит Сесила. Раздражительный и несдержанный, сгорает от честолюбия и совершенно неуправляем. У него нет подчиненных, но нет и хозяина. Во всяком случае, в душе он не является чьим-либо слугой… Ради всех святых! Дашь ты наконец второй пузырек?!