— Не волнуйся, я стараюсь не зарываться.

— За такую глупость тебя могут исключить из лицея! Ты о родителях подумал?

— Беспокоишься о них?

— Не о них — о тебе. Кончай валять дурака, подумай о будущем и начни как следует вкалывать.

Официант принес наш заказ — пиво Франку и лимонад с белым вином мне.

— А ты никогда не делаешь глупостей?

— Я получил диплом и теперь могу делать что захочу. Зачем вызывал, что за срочность? Если решил помирить меня с родителями, ничего не выйдет.

— Сесиль… Ты уже забыл ее?

— А что с Сесиль?

— Она несчастна. Ты пообещал перезвонить — и не перезвонил. Уже много недель она ничего о тебе не знает и не понимает, что происходит.

— Не лезь не в свое дело.

— Я думал, ты ее любишь.

— Сказал же — не лезь!

— Она потрясающая, замечательная… «Я люблю девушку с прелестным затылком, красивой грудью, изящными запястьями, чудным голосом, дивным лбом и классными коленками…» Помнишь?

— Прекрати! Что за игру ты затеял? Это Сесиль попросила тебя усовестить меня?

— Она уверена, что у тебя другая и ты не решаешься признаться!

— Бабский бред! Нет у меня никого.

— Ты ее бросил?

Франк не ответил. Он опустил голову, достал из пачки сигарету, закурил, спохватился, что в пепельнице дымится другая, затушил ее и бросил на меня недобрый взгляд:

— Умеешь хранить секреты?

— Ну вот, и ты туда же…

— Я был на призывном пункте и записался. Еду в Алжир.

— Ты студент.

— Я отказался от отсрочки.

— С ума сошел!

— Попробуй объяснить женщине, что бросаешь ее ради армии. Что можешь провести на военной службе много лет. Я ничего не сказал Сесиль, потому что это выше моих сил.

— Но она считает, что ты променял ее на другую женщину!

— Я поступил так сознательно. Чтобы она отвязалась.

— Почему было не объясниться, не сказать правду в лицо?

— Да потому, что я люблю ее, придурок! Я бы просто не смог. Не хочу, чтобы она меня ждала. Не желаю быть на привязи. Я решил уехать, ничего не говоря.

— А меня зачем посвящаешь в свою тайну?

— Ты перебудоражил весь Париж! Я думал, стряслось что-то ужасное.

— Стряслось!

— Что?

— Иди ты к черту! Ты ее не достоин!

Я вскочил и выбежал из бистро. Франк догнал меня на площади. Схватил за отвороты куртки, встряхнул и заорал:

— Господи, да что с тобой такое?

Никогда еще я не видел брата в таком напряжении. Он сел на скамью. Рядом, на асфальте, спал клошар. Я рассказал Франку все. Он слушал, не перебивая, с мученическим выражением на лице, погруженный в собственные мысли, но я видел, что он потрясен.

— Спасибо, — тихо произнес он и покачал головой. — Она… выкарабкалась?

— Ей бы следовало провести еще пару дней в больнице, но она ничего не желает слушать.

— Ну ты и говнюк! — Глухой голос принадлежал лежавшему рядом со скамейкой бродяге. Оказалось, он давно пробудился, сел на бордюр тротуара и слышал весь наш разговор. На его лице была гримаса презрительного отвращения. Он наставил на Франка указательный палец и вынес вердикт: — Нужно быть королем придурков, чтобы записаться во французскую армию и бросить подружку. Ты, парень, психованный идиот! Можешь собой гордиться!

Франк пришел в ярость. Я испугался, что он бросится на несчастного с кулаками.

— Какого черта ты лезешь, кретин? Убирайся, или намну тебе бока!

Бродяга собрал пожитки, недопитую бутылку вина и заковылял прочь, унося с собой кислый запах немытого тела.

— Придурки! — бурчал он. — Кругом одни придурки!

Он свернул на улицу Муфтар, расталкивая прохожих и бранясь во все горло, и исчез из виду.

— Ты повидаешься с ней?

Франк покачал головой.

— Это же Сесиль!

— Думаешь, мне легко? Я никогда не решусь сказать ей правду в лицо.

— Она могла умереть из-за тебя!

— Мне жаль. Я знаю, что виноват, но уже слишком поздно. Через четыре дня я уезжаю. Окажусь в безопасности, напишу письмо и все объясню, а когда вернусь, посмотрим, что будет.

— Думаешь, Сесиль станет ждать? Да она тебя ненавидит!

— Это моя жизнь, Мишель! Я должен так поступить.

— Ты чертов кретин, Франк, вот кто ты такой!

— Ничего ей не говори, пока я не уеду, прошу тебя. Дай мне все сделать самому.

— Ты совсем потерял голову и будешь жалеть об этом всю жизнь.

— Не терзай меня! Лучше пойдем поедим.

— Не хочу. Надо вернуться домой.

— Я должен с тобой поговорить. Это важно.

Я колебался. Франк выглядел потерянным, и у меня появилась надежда его переубедить.

— Позвоню и скажу, что останусь на ужин у Николя.

* * *

Он пригласил меня в «Вулкан», маленький греческий ресторанчик с домашней кухней. Мы зашли в кухню, заглянули в кастрюли и выбрали еду по аромату — рагу из баклажанов, кабачков и перцев, томленных с луком, тмином и лаврушкой. В тот вечер Франк поведал мне историю нашей семьи: встреча родителей, война, его рождение, пятилетняя разлука, возвращение отца, брак по обязанности. Ему нужно было выговориться, и я молча слушал. Дети ничего не знают о жизни родителей. Сначала они об этом не думают, потому что мир возник в момент их рождения. У родителей нет никакой собственной истории, они имеют дурную привычку говорить с отпрысками о будущем и никогда — о прошлом. Это серьезная ошибка. Если не говорить о прошлом, оно превращается в зияющий темнотой провал.

— Она меня ненавидит. Я не сразу с этим смирился. Из-за меня ей пришлось выйти замуж за папу, и она испортила себе жизнь. Если бы я не родился, мама нашла бы хорошую партию.

Франк был прав. Возразить было нечего.

— Меня она тоже ненавидит?

— Ты ни в чем не виноват. Она хотела семью, но ты для нее не Делоне, а Марини. Помни об этом. Я не собираюсь настраивать тебя против мамы, я на нее не злюсь, но ты должен знать.

Между мной и Франком существовала огромная разница. Я был ни при чем, но изменить ничего не мог. И меня волновала только Сесиль.

— Почему ты записался?

— Если не начнем шевелиться, не справимся с фашистами. Возможно, мы уже опоздали, но нужно попробовать.

— Думаешь, тебе удастся изменить общество?