– Проклятие! – воскликнула она. – Мы не можем собраться в ближайшем будущем… В следующее воскресенье могло бы получиться, но это День матери, и еще будет родео. – Внезапно она расцвела. – В ту субботу я забираю своих мальчишек и, хоть ты моя лучшая подруга, время с ними я тебе не отдам. Может, мы оставим это пока в подвешенном состоянии и посмотрим, как будут развиваться события?

Шелли согласилась и несколько минут спустя отъехала от «Магуайра». Мысли ее были растревожены тем, что она узнала сейчас о Джоше… и своих друзьях. Рассматривая это объективно, насколько была способна, она не могла винить Мелиссу-Джейн и остальных за молчание. Они старались помочь – в добрых намерениях она не могла им отказать и, окажись сама в подобной ситуации, возможно, поступила бы точно так же. «Что вовсе не отменяет, – мрачно подумала она, – боль и ощущение, что меня предали». Она знала, что со временем это пройдет, но сию минуту рана была свежей и кровоточила. И все же… ей открылся еще один кусочек головоломки, и встроился в образ неизвестного ей Джоша. Еще несколько недель назад история, рассказанная Эм-Джей, привела бы ее в негодование, и она яростно бросилась бы на защиту брата. Однако теперь, зная о Нике и некоторых других вещах, недавно открывшихся, поверить в это оказалось легче.

В глубине души она и раньше понимала, что Джош не святой. Ей было давно известно, что он немного бабник, но она извиняла это, говоря себе, что он просто еще не встретил свою настоящую любовь. Возможно. Шелли много бы дала за то, чтобы узнать мотивы, стоявшие за связью брата с женой Слоана. Этого ничем извинить было нельзя: прелюбодеяние есть прелюбодеяние. Но вдруг это был один из тех трагических случаев, когда любовь слепо и беспощадно поражает двоих? Если бы этой женщиной была не Нэнси, Шелли сумела бы убедить себя, что лишь любовь двигала этим романом, но речь шла о Джоше и Боллинджерах… Она вздохнула и остановила машину перед домом.

Постаравшись прекратить бесплодные размышления, она вылезла из «бронко» и поднялась по ступеням крыльца. Будучи не в настроении для разговоров и побаиваясь, что невольно начнет допытываться у Марии подробностей об этом романе Джоша, она только сунула голову в кухню и сказала Марии, что вернулась и идет в мастерскую.

Там она стала расхаживать взад и вперед, останавливаясь на миг перед окнами и любуясь видом. День получился сущим несчастьем! Знай она об этом романе, никогда бы не сунулась к Слоану. Особенно с деньгами. Неудивительно, что он разорвал чек. Наверное, он пришел в ярость… и был оскорблен. Теперь Шелли не могла винить его за то, что он уничтожил дурацкий чек… Но почему он ее поцеловал? Может, это его маленькая месть?

И зачем Джош завел роман с Нэнси? Он ведь должен был понимать, что ничем хорошим это не кончится. Может, ему это было безразлично? Она почти видела брата, который решил, что, уложив в постель жену своего врага, он добьется еще одной победы Грейнджеров в непрекращающейся фамильной вражде. Он, конечно, не мог предвидеть смерть Нэнси, но, возможно, рассчитывал на зверскую ссору со Слоаном. Для нее все эти рассказы о преступлениях, совершавшихся ее предками против Боллинджеров, и ответные действия тех были просто легендами… Любопытными, но не имевшими отношения к ее жизни. Но Джош верил в фамильную вражду. Она однажды видела, как он перешел на другую сторону улицы, чтобы не встретиться с отцом Слоана, Марком. А когда он узнал о ее романе со Слоаном… Она вытерла набежавшую слезу. Он держался чудесно, утешал ее, помогал, но никак не мог понять, как она могла себе позволить увлечься Боллинджером. Неужели Джош ввязался в отношения с Нэнси только потому, что она была женой Боллинджера и ему хотелось усугубить неприязнь, начавшуюся сто пятьдесят лет назад?

От этой мысли ей стало нехорошо, но отбросить ее Шелли не могла. Связь с женой другого мужчины была историей, достаточно дешевой и безвкусной, и пуститься во все тяжкие лишь для того, чтобы вызвать скандал… Она вдруг почувствовала себя виноватой, что могла подумать о Джоше такое. Он ведь был ее братом. Она его любила. Нет, обожала. А тут размышляет о нем как о мелком и мстительном… Но он таким не был! Она не могла отрицать, что Джош был порывистым, беспечным, иногда себялюбивым, но еще он был щедрым, добрым и заботливым.

А может, он на самом деле любил Нэнси? Нэнси Боллинджер могла быть той единственной женщиной, которая покорила его сердце. Если он ничего не мог с собой поделать и притяжение между ними было слишком сильным, чтобы они могли устоять? Что, если, тоскуя по Нэнси четыре года, он не мог больше выдержать одиночества и покончил с собой? Это было вполне вероятно. И разумеется, он не стал бы выставлять свои чувства напоказ и открыто проявлять свое горе по поводу смерти чужой жены. Ее брат был человеком замкнутым. Возможно, он горевал и страдал наедине с собой до тех пор, пока, не в силах справиться с болью утраты Нэнси, не покончил с жизнью.

Чувствуя, что сама впадает в тоску, Шелли заставила себя встряхнуться. Каковы бы ни были причины его смерти, они ничего не меняли, и она едва ли чего-нибудь добьется, если будет на этом зацикливаться. Однако кое-что она могла сделать. И решительным шагом Шелли направилась к телефону, стоявшему в мастерской.

Телефонный звонок в банк Укайи успокоил ее. Новый чек мог быть ей выдан через несколько недель, а на оплату первоначального будет наложен запрет. Сделав этот звонок и положив телефонную трубку, она почувствовала себя немного лучше.

Оставалось проблемой, как ей заставить Слоана принять эти деньги, но самая большая забота, то есть возобновление чека, с ее плеч свалилась. Скривив рот, она подумала, что теперь у нее есть немного времени на новое решение.

Только успела она отвернуться от телефона, как он зазвонил. У нее пересохло во рту, когда в трубке раздался голос Слоана:

– Шелли, это ты?

Она кивнула, потом сообразила, что он же ее не видит и произнесла, ненавидя свой задыхающийся голос:

– Да, это я.

– Я узнал твой номер по справочной, – сказал он. – Рад, что он не оказался незарегистрированным. Послушай, я хочу извиниться за вчерашнее.

Шелли открыла рот и смотрела на трубку так, словно она превратилась в сдобную булочку.

– Извиниться?

– Да, приношу свои извинения, – чуть смущенно рассмеялся Слоан. – Понимаешь, я ценю твое предложение, но сделка совершилась между Джошем и мной. Забудь о ней.

Ее пальцы судорожно сжались на трубке.

– Чтобы ты продолжал считать всех Грейнджеров мошенниками?

Он вздохнул.

– Я никогда не считал всех Грейнджеров плохими… только некоторых. И в этом ты не можешь меня винить. И среди Боллинджеров есть люди, которых ты любить не сможешь.

Это был убедительный довод, старый аргумент в их прошлых спорах. Даже в разгар их любви они не могли прийти к согласию насчет того, кто стал виновником разногласий, длящихся полтора столетия. Резкий ответ готов был сорваться с ее языка, когда она вдруг поняла, что не хочет продолжать дальше древнюю семейную вражду. «Может быть, я повзрослела», – грустно подумала она.