Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они с Харпер обменялись рукопожатием. Я получил в качестве приветствия лишь взгляд – такого рода взгляд, к которому адвокаты защиты в конце концов привыкают. Мы прошли вслед за ней по длинному узкому коридору в конференц-зал, где на столе лежал закрытый лэптоп. Мы с Харпер уселись за стол с одной стороны, Дилейни – напротив, перед лэптопом. Сняв очки, она положила их на стол.
– Ну и как вам жизнь частного детектива? – первым делом спросила Дилейни.
– Хорошо, когда сама себе начальница, – ответила Харпер.
Я помалкивал. Это был не мой мир. У правоохранителей – свои собственные узы. Вот пусть Харпер и творит свое волшебство.
– Вам привет от Джо Вашингтона, – добавила Харпер.
– Он всегда отличался галантностью манер. Я рада, что вы работаете с ним. Джо – отличный парень. Ладно – думаю, у вас не так уже много времени, так что давайте сразу к делу. Я тут взглянула на эти ваши «подписи», – ответила Дилейни, открыв лэптоп и повернув его боком, чтобы нам обоим было видно электронное письмо Харпер. – Большинство из них вообще-то не классифицируются как «подписи» для целей поиска. Мы собираем информацию о как можно большем количестве отдельных деталей с мест преступления – но лишь в том случае, если имеем дело с чем-то достаточно четким и значимым. Например, если убийца всякий раз использует определенный тип оружия, или оставляет какие-то метки на телах, или пишет какого-то рода послания, или следует некоему определенному сценарию – все это может рассматриваться как «подпись», или преступный почерк. По таким «подписям» мы вычисляем жертв серийных убийц и рецидивистов. Иногда такие «подписи» намеренны: убийца воплощает в жизнь какие-то свои фантазии. В других случаях это чисто подсознательный акт. Если прослеживается некая закономерность или это может навести на какие-то мысли касательно личности преступника, мы рассматриваем все это как потенциальную «подпись», которая попадает в ПУЗНП.
– В нашем случае в ПУЗНП ничего не нашлось, – заметила Харпер.
– Система далеко не идеальна. И ее используют не все правоохранительные органы. Те же копы, к примеру, – отнюдь не прирожденные сетевые администраторы. И, конечно, убийцы могут менять модели поведения. В основном система основана на том, что детективы или агенты вводят в нее данные и проверяют системные оповещения о новых преступлениях. Кроме того, если преступление раскрыто, оно вообще не попадает в систему. Она предназначена в первую очередь для того, чтобы помочь полиции поймать совершивших насильственные преступления, идентифицировать неизвестных лиц и разыскать пропавших без вести. Мы не размещаем в ней сведения о преступниках, которых сразу же поймали и осудили. И в этом ее главное слабое место.
Харпер откинулась назад, скрестив руки на груди.
– Как это может быть слабым местом? – спросила она. – Естественно, закрытые дела об убийствах уже не так важны.
– Система не допускает неправомерных обвинительных приговоров, – вмешался я.
Впервые с тех пор, как мы оказались здесь, Дилейни наконец меня заметила. Немного помолчав, она кивнула.
– Он прав. Исследования, проведенные Национальным реестром реабилитаций, показывают, что из каждых двадцати пяти человек, осужденных и приговоренных к смертной казни в Соединенных Штатах, как минимум один невиновен. Ежегодно отменяется от пятидесяти до шестидесяти обвинительных приговоров за убийство. Это множество дел, которых нет в наших базах данных и которые не отслеживаются на предмет «подписей», – и это не считая тех невиновных людей, у которых нет адвоката и которые не могут подать апелляцию на отмену своих приговоров. Агент, с которым общался Джо, знает меня. Он подумал, что кое-что из того, что вы мне отправили, может представлять интерес. Я пока не знаю, так ли это, но рада, что вы сейчас здесь. Эта последняя «подпись» в вашем списке – долларовая купюра…
Дилейни резко умолкла. У меня сложилось впечатление, что она хотела сказать больше, но поняла, что нельзя. Чувствовалось, что обе сидящие рядом со мной дамы отличаются редкостной упертостью. Когда у Харпер возникала версия по какому-нибудь делу, она была готова в лепешку разбиться, но проверить, к чему та способна привести. Соображала она быстро и обладала физической энергией, которая словно вливалась во все, что она делала. В Харпер был огонь, в то время как Дилейни, похоже, была более глубоким мыслителем. Тем, кто спокойно размышляет и взвешивает. Словно жесткий диск, который лишь тихо жужжит, решая какую-то проблему.
Харпер молчала. Я тоже не произнес ни слова. Мы пассивно подталкивали Дилейни к чему-то большему. Она нам так ничего и не дала. Я понимал, что она пытается выкачать из нас как можно больше информации, ничем с нами толком не поделившись. Харпер тоже это понимала. Совершенно стандартная практика ФБР.
– Мне нужно увидеть долларовую купюру, о которой идет речь, – наконец подала голос Дилейни.
– У нас только фотографии, – отозвалась Харпер.
– Они у вас с собой?
Харпер кивнула и, чтобы еще больше обозначить свою позицию, положила обе руки на стол, сидя совершенно неподвижно. Я предпочел во все это не влезать. Это была игра, правила которой были Харпер хорошо известны.
Никто так и не пошевелился. Никто не произнес ни слова.
В конце концов Дилейни покачала головой и улыбнулась.
– Так можно их увидеть? Иначе я не смогу вам помочь, – произнесла она.
– Давайте заключим сделку. Мы показываем вам фотографии. Если они актуальны, вы делитесь с нами всем, что у вас есть. Каждый выкладывает карты на стол.
– Я не могу этого сделать. Я участвую в одном очень деликатном расследовании, и…
Я шумно встал, позволив ножкам стула скрежетнуть по кафельному полу. Харпер тоже приподнялась на дюйм со своего места, но тут Дилейни подняла руку.
– Ладно, погодите… Да, я могу рассказать вам кое-какие подробности. Но далеко не все. И то если сочту, что это имеет отношение к делу. Я не знаю, над каким делом вы сейчас работаете, и если эта долларовая бумажка не укладывается в схему, мне и не нужно этого знать. Пожалуйста, сядьте. Дайте мне взглянуть на фотографии, и если это то, что я ищу, то я расскажу вам столько, сколько смогу.
Мы с Харпер обменялись взглядами. Опять сели. Я открыл лежащий передо мной чемоданчик, достал из него лэптоп и включил его. Нашел снимки бабочки, сложенной из долларовой купюры, и развернул лэптоп, чтобы всем было видно.
Дилейни потребовалось всего пять секунд, чтобы сказать:
– Нет, не похоже, что есть какая-то связь… А у вас нет фотографий этой купюры в развернутом виде?
Сердце