Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я все скажу… Все… Я не виноват, я искал докладную…
Ельшин строго прервал:
– Говорить с вами будут в райотделе КГБ, как положено. – С нарастающей тревогой Ельшин следил за Соколовым, который без лишних слов внимательно осматривал помещение.
Брянцев искал среди бумаг на столе и в сейфе справку о последних опытах Шаврова по броневой стали, однако ее не было.
– Какой документ разыскивали вы в моем сейфе? – спросил он Гришина.
– Докладную…
Ельшин громко расхохотался.
– О служебных его промахах – корчит из себя идиота!
– И давно ты, сукин сын, состоишь в агентуре иностранной разведки? – зло осведомился Брянцев.
– Давно… Я все скажу… только жить… я жить хочу! – голос Гришина сорвался, перешел в крик.
– Ваша агентурная кличка? – Соколов в упор разглядывал ползавшего у его ног врага.
– Моя кличка? Пан Юлиан.
– Каков гад! – Брянцев сплюнул даже. – Я тебя за человека считал, а ты…
Брянцев брезгливо скривился и обратился к Ельшину:
– Не зря, выходит, ты мне постоянно твердил о бдительности: враг был рядом, а я не видел, не чувствовал!
Соколов зачем-то вышел в приемную, к Дусе. Приехали люди из райотдела КГБ, Гришина поставили на ноги.
Брянцев снова потребовал от Гришина возвратить похищенную им секретную справку, но тот упорно отмалчивался. Разозлившись, Брянцев вплотную приблизился к нему и в ту же минуту с удивлением вскричал:
– Э-э, да ты для храбрости водочки хватил!
Когда Гришина уводили, тот истерично выкрикнул:
– Я все скажу, все!
Представители райотдела произвели личный обыск всех присутствовавших; не избегли обыска ни Ельшин, ни Соколов, по указанию которого эта операция и была проделана, а между тем справки нигде не было.
Мрачный, разбитый Брянцев снова и снова перебирал документы в надежде найти справку.
– Не трудись зря, – сказал Соколов, – ее здесь нет.
– А где же она? Кто похитил ее? – Брянцев за эти несколько минут постарел на десять лет.
Соколов пожал плечами.
– Это мы обязаны выяснить.
– Тебя что-то смущает? – спросил Василий Фомич.
– Почему инженер Ельшин оказался тут раньше нас с тобой? Зачем он здесь появился? Куда же девалась справка, которую Гришин искал в твоем сейфе?
С надеждой в голосе Брянцев сказал:
– Обо всем этом он сам скоро расскажет. Видел, как он позеленел от страха? На первом же допросе расскажет. И, пожалуй, хорошо, что шпионская эпопея наконец-то кончилась. А то знаешь, Ваня, на душе погано: работаешь, сил не жалеешь, в труде стараешься разглядеть светлую даль, а под ногами – нечисть.
Соколов ответил неопределенно:
– Поживем – увидим.
Резко зазвонил телефон.
Соколов быстро поднял трубку.
– Да, я. Слушаю, – пояснил Брянцеву: – Из райотдела. Что вы говорите? Та-ак, понимаю, сейчас буду, – бросил трубку на рычажок, повернулся к Брянцеву: – Осмотр местности, вот тут, вокруг, ничего не дал: справки нигде нет, она будто испарилась. И второе, Гришин по дороге в райотдел скончался. Остановилось сердце.
Брянцев всплеснул руками.
– С перепуга, наверное.
– Врач подозревает, что он был отравлен, что яд находился в вине, которое Гришин выпил накануне. Ясно теперь?
– Ни черта не ясно! – растерялся Брянцев. – Кроме того, что он нам уже ничего не скажет.
– В этом весь фокус… За Глуховым – Гришин. Враг действует ловко и решительно. Он снова оставил меня у разбитого корыта. Но мы должны во что бы то ни стало найти и обезвредить его.
Шаврова выписали из больницы.
И вот он лежит на диване, на знакомой нам веранде в доме Брянцева. Свисает забинтованная рука. Рядом, на стуле, книга. Возле дивана в напряженной позе застыл тот, кто присвоил себе имя Виталия Ельшина. Он чувствует, всем своим существом чувствует в кармане перстень, тот самый, который недавно возвратил ему Гришин. Перстень будто жжет Ельшину сердце, выбивает испарину на лоб. Вот она – возможность покончить с изобретателем броневой стали. «Нет, нет, нельзя, – почти с отчаянием размышляет он, – зачем Шаврова привезли именно сюда? А если это ловушка? Тогда я погиб. Может, я зря нервничаю, мне просто мерещится слежка? Почему я вбил себе в голову, что Соколов не ученый, а чекист? Странно, разве сумела бы обмануть меня Зинаида Савельевна, она органически не умеет врать, я по ее глазам понял бы, кто такой Соколов… Надо будет припугнуть этого историка – пусть он катится отсюда, не смущает меня. С Шавровым придется повременить – сейчас опасно. А вдруг все это проделки чекистов, того же Соколова, и он в эту минуту откуда-нибудь подсматривает за мной?..» – Ельшин резко повернулся и ушел в сад.
На веранде появились супруги Брянцевы.
– Спит? – Василий Фомич кивнул в сторону дивана.
– Снотворного пришлось дать, всю ночь не спал.
– Хорошо, что я, по совету Вани, привез Шаврова к нам. Куда ему, холостяку, домой в таком состоянии? Рано еще. А Аня где?
– Скоро будет, – Зинаида Савельевна немного поколебалась, потом, решившись, шепотом сообщила: – Не отходит она от него.
– Анна Егоровна… Аня… – сквозь сон произнес больной.
– И он даже во сне о ней помнит, – с удовольствием заметила женщина.
– Парень хороший, слов нет, самородок… Но как же тогда с Виталием? Нескладно получается… Сын старого друга семьи…
– Сердцу не прикажешь.
Василий Фомич прошел к себе. Следом за ним ушла и Зинаида Савельевна.
– Аня… – Шавров проснулся.
В дверях возникла фигура Михеева.
– Разрешите, Алексей Иванович?
– Пожалуйста, заходите, я сам здесь гость. Вы, слышал, из-за меня пострадали.
– Было недоразумение, не стоит вспоминать. Разрешите поздравить с выходом из больницы, с поправкой, так сказать.
– Пока еще не очень поправился, как видите. Да вы проходите, чего это возле двери стоите? Садитесь.
Семен прошел к столу, осторожно присел на краешек стула.
– Виталия Ефремовича ищу. У меня к нему срочное дело, уточнить кое-что надо… Я от товарища Ельшина срочное задание, по дружбе, так сказать, получил…
– Если не секрет, какое же?
– Вам, конечно, могу сообщить по секрету: просил меня помочь ему подготовиться к свадьбе… через недельку, с Анной Егоровной. Впрочем, об этом на заводе почти все знают – у Виталия Ефремовича тайн нет, такой уж он открытый человек.