— В твоих словах я не наблюдаю логики, — процедил Доар, взмахнув сачком.

И здесь он тоже был прав.

Я сама не видела логики в собственных рассуждениях, поэтому огрызнулась:

— Не размахивай,ты ее пугаешь!

В следующую секунду в нас полетел обглоданный ботинок и вмазался в светильник, на цепи спускавшийся с потолка. Живой огонек немедленно погас. Мы погрузились в глухой мрак. Неожиданно я ощутила, как нечто принюхивается к моим волосам,и, стараясь не шевелиться, прошептала:

— Она прямо надо мной.

— Ага… — пробормотал Доар. Неясное движение в темноте — и мне на голову опустился колпак из сетки. По носу ударило металлическим ободом. Сачок оказался достаточно широким, дотянулся до самого подбородка.

— Ты меня поймал! — рявкнула я, пытаясь освободиться.

— Извини, — в хрипловатом голосе слышался смех.

— Заморожу горгулью к проклятым вивернам! — бранилась я, освобождаясь от колпака и вываливаясь из душного нутра разграбленной гардеробной. А следом за мной, вознеся к потолку воинственный младенческий писк, вылетела новорожденная горгулья. Она сделала неровный круг, ухнула вниз и нырнула в дымоход oстывшего камина.

— Доар, — вцепилась я в его руку. — Доар! Сто шейров улетают в трубу.

— Может, она сбежит? — Он и не подумал скрыть облегчения.

— Надо ее поймать!

— Будем считать это волей светлых богов, — предложил бессердечный хозяин питомца и, поморщившись, потер шею. Никаких сомнений, похмельная голова болела нещадно.

— Мы не можем бросить новорожденного ребенка на холоде!

— Она не ребенок, а горгулья. Обернется в камень и перезимует лучше нас с тобой, — отказался он разыскивать умотавшего на свободу питомца.

Стаскивая через голову несвежую рубашку, он двинул в сторону банной комнаты. Мне, как привязанной, пришлось тащиться следом и любоваться полоской мелких синяков на его позвоночнике, видимо, заработанных при вчерашнем падении с кресла. Доар болезненно повел плечом, похоже, удар вышел сильнее, чем мне показалось ночью.

— Почему ты идешь за мной? Хотела умыться? — спросил он, взявшись за дверную ручку.

— Вообще голова после соврена не соображает? — сердито проворчала я.

— Точно, — простонал он. — Забыл. Иди первой.

— Благодарю, — холодно кивнула я и попыталась протиснуться в банную между ним и косяком, но проход перекрыла выставленная рука. — Что?

— Ты не расскажешь, как я оказался на кровати?

— Поэтапно.

Мы синхронно обернулись к креслу, красноречиво отодвинутому от стены и ножками задиравшему угол ковра. На полу валялся стакан и перевернутый пустой графин, а на паркете темнело липкое пятно соврена.

— К слову, милое платьице, — невпопад сказал Доар.

— Это исподнее.

— Ночью я пытался его стащить?

— Так… — Я почесала кончик носа. — Раз уж ты заговорил о сегодняшней ночи, то нам следует договориться о правилах совместногo сосуществования.

— Правила?

— Именно! — ткнула я в него указательным пальцем. — Иначе нас oчень быстро разлучит смерть.

— Кто отправится в небесные сады? — с иронией уточнил он.

— Смeшной вопрос, учитывая, что из нас двоих магией владею я.

— Уф! — Он комически прижал ладонь к груди. — Это удар ниже пояса, Аделис.

— Тогда почему ты хватаешься за сердце? — насмешливо выгнула я бровь.

— Хорошо, если тебе нужны правила,то давай их установим.

Я скрестила руки. Жест был призван показать Доару, насколько разговор серьезен, но на самом деле я просто постаралась прикрыть кружевное безобразие, не оставляющее простора фантазии и почему-то названное исподней сорочкой.

— Ты не напиваешьcя ночью, — выдвинула я первое требование.

— А днем?

— Ты вообще не приближаешься к алкоголю. Я не намерена таскать тебя на закорках.

— Принято.

— Правило второе. Мы всегда спим одетыми, по возможности на разных кроватях и не появляемся друг перед другом голышом.

— Это сразу три правила, и я буду не против, если ты захочешь при мне ходить в таких милых штучках, — издевательски ухмыльнулся он.

— Я против, — отрезала ледяным тоном.

— Что-то еще?

— Не что-то, а самое важное: ты туго подвязываешь пояс на штанах и не прикасаешься к женщинам ни одной частью тела. Даже мизинцем. Более тогo, даже случайно!

— Смотреть-то можно? — усмехнулся он.

— Ну,ты по-прежнему зрячий, — пожала я плечами, стараясь глубоко не анализировать, почему желание Доара смотреть на других женщин (особенно рыжих), вызывает у меня глухую досаду. Во всем виновата суматошная ночь. Я всегда становилась ужасно раздражительной по мелочам, когда не высыпалась.

— Хорошо, смотреть можно,трогать нельзя, — кивнул Доар. — Принимается! Другие правила?

— Ты заранее предупреждаешь меня, когда мы собираемся выезжать из дома. Не хочу, чтобы над душой стояли, подгоняли и злили.

— Справедливо, — кивнул он. — Позволь резюмировать: никакого спиртного, любовных утех, сна голышом и неожиданных визитов.

— Могу пообещать,что я тоже не стану трогать чужих мужчин.

— Да ты меня успокоила, — издевательски протянул Доар. — Раз у тебя все,то и у меня есть одно требование.

— Я слушаю.

Неожиданно его ухмылочка растаяла, взгляд заледенел.

— Не делай нашу совместную жизнь невыносимой, — тихо произнес он. — Мы оба знаем, Аделис, что ты мастерски умеешь трепать нервы.

— Это относится и к тебе, Доар, — не дрогнула я.

— И следи за своим питомцем!

Не прошло и секунды, как дом содрогнулся от невероятного грохота. Казалось, что где-то рухнула стена.

— Особняк рушится? — по-настоящему испугалась я.

Нахмурившись, раздетый до пояса хозяин дома подвинул меня и поспешил проверить, что случилoсь.

— Постой! — окликнула его я. — Мне надо чем-то прикрыться!

Не замедляясь, он подхватил с пола свою рубашку и швырнул мне в лицо.

— Надевай!

Одевалась на ходу, шлепая пятками по ледяному полу и путаясь в рукавах. В пуговицах застряла нечесаная прядка, пришлось посильнее дернуть, выдрав и пуговицу, и пару волосинок. К середине коридора кособоқо застегнутая рубашка спустилась до колен, прикрыв ночную сорочку. Из холла доносились людские крики, сердце замирало от дурного предчувствия. Неуҗели действительно рухнули стены? А если кто-нибудь пострадал?! Последняя мысль заставила меня прибавить хода.