локон.

– Цыц.

– Но…

– Замолчи!

Она склонила голову, покорная его воле. Акира бросил взгляд через плечо.

– Нужно позвать доктора. Сейчас за полночь, но я велел ему остаться в гостевой комнате.

Нори не хотелось, чтобы брат уходил. Она схватила его за рукав.

– Нам не позволят выйти сухими из воды. – Затуманенный разум медленно начинал складывать воедино все детали. – Мы объявили войну собственным бабушке и дедушке. Нас найдут.

Акира кивнул. Конечно, с самого начала он понимал, что пути назад нет.

– Нас не оставят в покое, – выдохнула Нори, в груди снова все сжималось. – Мы их унизили, мы запятнали их честь. Они это не оставят. Никогда.

Акира снова кивнул. Его лицо было серьезным, но он не пытался успокоить сестру ложью. Хотела она этого или нет, он всегда говорил ей правду.

Нори замерла, совершенно неподвижная, когда до нее дошла вся реальность ситуации. Запереть ее не получилось. Не вышло и изгнать.

– Они меня убьют.

Акира прижался лбом к ее лбу, и Нори буквально почувствовала, как он излучает решимость.

– Попытаются.

* * *

Акира не оставлял Нори дольше, чем на несколько мгновений. Когда ее осматривал доктор, брат отошел в угол, но не сводил с них глаз.

Когда врач ушел, дав Норико несколько таблеток от боли и строгие инструкции не напрягать ногу без нужды, служанка принесла еды. Следом пришла вторая, с водой, чтобы Нори могла умыться, и сменой одежды. После ухода прислуги Акира отвернулся к стене, чтобы сестра стерла с себя запах крови.

Она расчесала волосы, как могла, и, морщась, натянула чистую нижнюю рубашку, стараясь не смотреть на бинты. Кашлянув, Нори дала Акире понять, что он может повернуться.

Есть не хотелось, однако выражение лица Акиры ясно говорило, что выбора у Нори нет.

Она поковыряла палочками в рисе.

– И что теперь?

Было почти утро, начинал просыпаться мир. Акира потер глаза.

– Нас скоро найдут. У них повсюду шпионы. Наши родные – всего лишь высокородные преступники.

Нори отодвинула рис в сторону.

– Нет, табэтэ. Ешь.

– Может, нам уехать из Японии? – спросила Нори.

Акира пожал плечами.

– Невозможно. За портами будут следить. И на тебя нет никаких документов. Юридически ты не существуешь.

Нори закусила губу.

– Уезжай без меня.

Акира помрачнел.

– Если будешь говорить глупости, лучше помолчи. Мне и без того есть о чем подумать.

Нори наморщила нос. Похоже, брат не так уж сильно изменился.

– Я больше не ребенок. Я бы справилась без тебя.

– Нори, я все это устроил не для того, чтобы решать, как тебя покинуть. Ты обошлась мне в небольшое состояние.

– Переплатил, пожалуй, – фыркнула она.

Акира посмотрел на сестру, и Нори снова увидела под его глазами тени.

– Придется найти способ разобраться с нашей бабкой. Мерзкая старая сука отнюдь не глупа. Знает, что должна склонить меня на свою сторону, если хочет, чтобы ее драгоценное имя продолжало жить.

– Я не позволю тебе продать душу! – вспыхнула Нори; она попыталась подняться, но боль в ноге полыхнула с новой силой.

Акира вздохнул, словно был разочарован, что, прожив тринадцать лет тяжелой жизни и не сломавшись, сестра все еще остается дурочкой.

– Для нас это единственный путь.

Нори напряглась, выискивая другой способ.

– А мы не можем остаться здесь?

– Не сомневаюсь, ее шпионы уже знают, где мы. А если нет, то вот-вот разнюхают. Здесь лишь один преданный мне человек. Остальные не мои слуги, я не рос с ними. Их доверие ограничивается тем, сколько я могу заплатить. А она заплатит больше.

– Уехать куда-то еще? Разве нельзя спрятаться в де-ревне?

Акира непонимающе на нее уставился.

– И что делать? Разводить овец? Выращивать рис?

Нори разочарованно застонала:

– Нельзя же просто позволить ей победить!

– Победа означает остаться в живых, – сощурился Акира. – В тепле и безопасности, где нас обслуживают и кормят. Вот что такое победа. Наша победа будет в том, чтобы пережить бабку. Сейчас мы будем танцевать под ее дудку, но она стара, и скоро – через пять или десять лет – она умрет, и мы сможем танцевать под любую мелодию, которую сыграем сами.

– Но…

– Думаешь, я не хочу в Европу? Я хотел поехать туда многие годы, изучать музыку… В любом случае, я планировал через несколько лет…

Он отвел взгляд, и Нори поняла, как его собственные надежды разбиваются о реальность, в которой он обременен ею.

– В любом случае, это единственный способ. Мне надо вступить в наследство.

Нори склонила голову перед его безжалостной логикой.

– Ненавижу ее.

Брат подошел и сел рядом с ней, обняв одной рукой хрупкие плечи.

– Понимаю. У меня нет выбора, – устало произнес он. – Прости. Я не смогу уберечь тебя от нее, если не предложу что-то взамен. Клянусь, мы никогда не вернемся в Киото, пока она жива. Но… у меня нет выбора.

Нори стиснула кулаки. Она ненавидела эту постель. Ненавидела эту комнату. Ненавидела себя за постоянное бессилие, и это было мучительней всего. Она ничего не могла поделать. Снова.

– Что ты ей предложишь?

Был только один ответ. Единственное, что стоило дороже золота для Юко и Кохея Камидзы. Единственное, что было дороже пренебрежения к их гордости, дороже, чем жгучая ненависть к незаконнорожденной внучке.

Акира закрыл глаза.

– Себя, – просто сказал он.

Норико затошнило.

– Ты заключаешь сделку с дьяволом.

– На самом деле, – криво усмехнулся Акира, – дьявол предложил бы условия получше.

Она тяжело вздохнула и потянулась к брату. Не говоря ни слова, он поднял ее, подхватил на руки, как будто она ничего не весила. Акира встал, а Норико вцепилась в него так крепко, словно она умрет, стоит ему ее отпустить.

– Я очень надеялся, что ты уже слишком взрослая для слез.

Она попыталась рассмеяться, но вышло лишь опять всхлипнуть.

– Я не могу потерять тебя снова.

На бледных щеках Акиры зарозовел румянец. Глубокие проявления эмоций или заявления о преданности по-прежнему вызывали у брата неловкость.

– Я вынесу тебя на улицу, посидишь на солнышке. Так что перестань плакать.

Она поискала в душе решимость, похороненную где-то глубоко под бессильной яростью и страхом.

Ей было гораздо легче найти в себе мужество умереть, чем жить под мстительной тенью бабушки. Тень простиралась над всей Японией, как темная, траурная вуаль. Где-то в этой стране пряталась и ее мать, зная, что пожертвовала детьми ради свободы от ядовитого имени. Миюки спала в холодной комнате, плохо питалась. Киёми смирилась, что погубила собственную душу. И теперь Акира собирался с духом, дабы вступить за нее в битву. Нори ни капли не сомневалась, что она проклята, как всегда говорила