асессор. Взялся за ручку. Я зевнул и прикрыл глаза, собираясь поспать.

Шаги приблизились.

— Ладно. Это всё? — сказал надо мною Варанов.

— Почему же, — хитро приоткрыл глаз я. — Есть ещё кое-что.

— Выкладывайте, — он плюхнулся на стул и горько вздохнул. — Бек важен. Других живых работающих приманок у меня нет. Но Иисус вас проклянёт.

С Иисусом я как-нибудь разберусь, про себя подумал я.

— Второе…

* * *

Больничный омлет и правда оказался замечательный. Я с удовольствием приговорил две порции, после того как завершился наш разговор с коллежским асессором Варановым. Женщина в окне выдачи с таким сочувствием предложили «изголодавшемуся мальчугану» ещё одну тарелку, что я почти согласился. Вышел на волевых. Переедать нехорошо, неполезно. Пусть во мне сохранится приятное послевкусие, а не тяжесть в животе.

Поставив тарелку на стол для грязной посуды, я вышел в коридор. Ну как сказать… «Вышел» это очень громко сказано. Проковылял. Каждое движение вызывало боль. Даже не знал, что в теле столько всего связанно с мышцами спины. Причём это я на сильных обезболивающих шёл!

В коридор стало чуточку многолюднее. Серьёзные люди с оружием находились у лестничного пролёта, дежурили у окон в обоих концах больничного крыла. У двери застыло двое бойцов. Половина одарённые.

Все они старательно в мою сторону не смотрели, но при этом ни на миг не оставляли без присмотра. В палате тоже расположилось двое одарённых. Совершенно одинаковых с лица, в серых деловых костюмах. Даже причёски одинаковые.

Ну и вишенкой на торте, под окнами моей палаты несколько человек также молча и не менее сурово ожидали коварного врага.

Если они таким же образом собираются меня сторожить постоянно, то Бек будет дураком если сунется. Потому что не в его интересах столь опекаемая жертва. Я же не дело всей его жизни загубил в той лаборатории?

Ой, ладно. Честно говоря такое внимание и не в моих интересах тоже. Тут даже пукнуть без ведома Канцелярии нельзя! А я за свободу слова и всё-такое.

Целитель, обещанный мне бароном Бергеном, явился незадолго до обеда. Моложавый сорокалетний аристократ, с открытым лицом и очень пронзительными глазами.

— Добрый день, Илья Александрович. Как ваше самочувствие?

Он прошёл мимо служителей Канцелярии будто бы и не заметил их. Хотя его обыскали перед дверью, я слышал короткие команды в процессе.

— Тут очень душно, — пожаловался я. — Если вы понимаете о чём я.

Целитель вежливо улыбнулся, ничего, разумеется, не поняв.

— Позволите? — он указал на мою руку. Дождался разрешения, и коснулся кожи. Я почувствовал его дар. Деликатные прикосновения сконцентрировались в основном на спине. Немного забежали на плечо. А потом лекарь коснулся моего контура и вздрогнул. Отступил, может даже слишком порывисто. Я внимательно наблюдал за лицом целителя. Нет, он всё равно был максимально учтив, хотя почувствовал неладное, но спрашивать не стал. Люди с лечебными талантами редко контурами занимаются. Обычно это не совмещают, но мне повезло и попался специалист.

Который понял, что со мною что-то не так.

— Повернитесь на живот, пожалуйста, — попросил целитель.

Я осторожно послушался, стараясь не совершать резкие движения. Пальцы коснулись плеча, и следом за прикосновением по коже пошёл холод. Волна медленно прошла до поясницы. В спине стрельнуло, но я не дрогнул.

— Холод чувствуете? — уточнил лекарь. Удовлетворительно хмыкнул, заметив мой кивок.

— Сейчас я начну процесс восстановления. Может быть чуть-чуть неприятно. Совсем чуть-чуть. У вас обширные повреждения тканей.

С этими словами затрещали пластыри, притягивающие повязки к спине. Целитель аккуратно их отодрал, а затем снова коснулся моего контура.

— У вас давно… это? — уточнил он.

— Что «это»? — такие слова от докторов слышать неприятно, наверное.

— Ваш контур. Завязан. Я хочу попытаться запустить ваш внутренний источник регенерации, для более комфортного заживления, но… Право, Илья Александрович, я боюсь его трогать. Плетение вокруг очень сложное. Будто бы его привязали к вам! Никогда такого не видел. Чья это работа?

Что-то подобное говорил мне мастер Гарибальди, в доме Обуховых.

— Мне сказали что это врождённое.

— Нет, — я не видел, но почувствовал, как целитель мотает головой. — Это совершенно точно не врождённое. Здесь работал специалист очень высокого ранга. Я, честно говоря, даже не знаю никого такого уровня. Не уверен, что слышал о подобном… Очень необычно… Вы позволите?

— Нет. Не надо трогать, — мягко попросил я, держа подбородок на кистях рук и глядя в стену перед собой. — Оставьте как есть.

— Я бы хотел показать это одному моему другу, Илья Александрович. Такое плетение уникально. Само его существование открывает много возможностей.

Голос целителя дрогнул.

— Боюсь даже представить каких! — почти прошептал он.

— Не надо ничего никому показывать, — я приподнялся, повернулся к целителю. Глаза его горели восторгом, но чуть потухли от моей реакции.

— Простите, простите. Конечно…

Люди из Тайной Канцелярии слушали наш разговор очень внимательно. Вот ведь болтун.

— Тогда может, будет чуть больнее, — будто бы с ноткой мстительности проговорил целитель. А потом мне по спине словно ножом провели. Я вздрогнул. Не то чтобы чуть больнее, скорее даже весьма больнее. Назло? Обиделся⁈

— Простите, — равнодушно извинился целитель. — Сейчас.

Прохлада по спине сменилась обжигающим холодным прикосновением. Словно на меня поставили огромный кусок льда. Однако даже сквозь эти ощущения я почувствовал как жжётся всё от поясницы до шеи, отдавая в бока. Сначала сильно, но с каждым мигом боль стихала, пока не ушла совсем.

— Отлично, — выдохнул лекарь. — Отлично. Здесь теперь хорошо. Так…

Холод переместился чуть ниже лопаток, снова вернулась боль, но чуть слабее. Фух. Я держался, не проронив ни звука.

Я чувствовал потоки силы, которые сжигал лекарь чтобы восстановить всё сожжённое кровомантской скверной. Мощный одарённый, ничего не скажешь. И ранение, получается, у меня оказалось значительно серьёзнее, чем я думал. Вот ведь как бывает. Хорошо что обошлось так легко… Могло закончиться гораздо печальнее.

Целитель выжимал из себя всё, отчаянно рискуя личными каналами. Даже жалко его стало.

— Сильно вас, — произнёс он через минут десять. Голос звучал тускло-тускло, будто у пленника просидевшего в карцере неделю. — Повезло, что до органов не дошло. Можете осторожно сесть.

Я очень медленно повернулся, приподнялся. Ничего не болит, ничего не мешает. Ох ты ж ёлки: целитель-то совсем плох. Он бессильно откинулся на спинку стула. На лицо бледный-бледный, осунувшийся. Руки трясутся, пусть