вышла в вестибюль дома семьи Вороновых. Его дизайн всегда вызывал у нее неудовольствие. Стена прямо напротив лифта была зеркальной от пола до потолка, что, по ее мнению, было восхитительной идеей, за исключением того, что важное дело изучения ее собственного отражения было чрезвычайно затруднено огромным каменным камином, стоявшим прямо посередине стены.

И все же эта ночь была не для жалоб. Сергей взял ее с собой в "Сибирь", в ресторан-клуб на Большой Никитской, где один только заказ столика стоил 25 тысяч рублей. Там было много их друзей, и все они великолепно ели, экстравагантно пили, дико танцевали и вообще смеялись, флиртовали и радовались радости быть молодыми, красивыми и богатыми. Единственным разочарованием было то, что она не смогла вернуть Сергея в квартиру. Женя лелеяла страстные фантазии о том, как бы притащить его домой и исследовать вместе с ним каждую позицию в Камасутре и все пятьдесят оттенков серого.

Это всегда было возможно, когда папа отсутствовал, а мама была слишком пьяна, чтобы интересоваться ее окружением. Однако сегодня вечером ей пришлось довольствоваться быстрым сексом на тесном заднем сиденье "Феррари", отчаянно стараясь не отставать от непостоянного либидо Сергея, а не оставаться висящей высоко и сухо в конце. Она сумела добраться до вершины всего за несколько секунд и была так довольна своим достижением, что решила выпить еще одну чашечку на ночь.

Женя впервые попробовала Ирландский крем Бейли, когда изучала историю искусства в Лондоне, и была совершенно очарована. В одном из холодильников за великолепным мраморным баром в гостиной наверняка стояла бутылка. Женя сбросила пальто и клатч на пол вестибюля и соскочила с каблуков, зная, что слуги соберут все ее вещи и аккуратно уберут. Затем она направилась в гостиную, одетая только в свое маленькое красное вечернее платье.

“Где ты была, маленькая шлюха?”

- Слова были невнятными и приправленными злобой. Человек, который произнес эти слова, сидел за стойкой бара в блестящем сером костюме. Рубашка, которая вздулась вокруг бугра его монументального живота, была так туго стянута воротником, что на ней висели слои жира. Несмотря на дорогостоящую серию трансплантаций и применение широкого спектра гелей и спреев, на макушке у него было больше розовой лысины, чем тонких рыжевато-седых волос.

- Добрый вечер, папа. Женя старательно проигнорировал вопрос.

- Я спросил: "Где ты была?" - Виталий Воронов был человеком, известным на всю Россию как Царь-Дровосек за то, что он нажил состояние, рубя деревья и превращая их в бумагу. - Но я знаю ответ: Ты гналась, как сука в течку, за этим костлявым бездельником Сергеем Бурлаевым. Не отрицай этого. Ты пахнешь, как бордель в субботу вечером.”

“А от тебя, папочка мой милый, пахнет, как от жалкого старого пьяницы, который только что набил брюхо самой дешевой картофельной водкой, какую только может найти, - огрызнулась Женя. В тот вечер она выпила ровно столько, чтобы забыть о своей обычной осторожности. - “Ты сидишь в баре, набитом всевозможными модными марками, и все же пьешь эту крестьянскую мочу. Смотри, ты даже держишь его в бумажном пакете, как настоящий мужик! Разве мама не научила тебя пользоваться бокалом?”

“Ты хочешь знать, почему я это пью?- Сказал Воронов, вставая с кремового кожаного барного стула и направляясь к дочери, все еще держа в руке бутылку в коричневом бумажном пакете. “Я пью его, потому что он напоминает мне о старых временах, вот почему. Когда я был беден и рос в квартире, которая не была и половиной . . . нет, даже на четверть меньше этой комнаты. Нас было шестеро, мы втиснулись туда, а мой папа кашлял, когда двадцать лет провел в угольной шахте. Моя мама стирала кровь и Бог знает что еще с простыней в больничной прачечной, а потом часами стояла в очереди, чтобы купить буханку хлеба и пару кочанов капусты, если ей повезет.”

“Да, да, я понимаю, папа. Жизнь была очень тяжелой. Вы должны были работать и бороться за все, что у вас когда-либо было. Бла-бла-бла . . .”

“Не смей так со мной разговаривать, маленькая испорченная сучка!" -крикнул он, заставив ее отшатнуться от его летящей слюны и зловонного запаха спиртного изо рта. “И ты все етще не ответила на мой вопрос.”

Женя повернулась к отцу. - “Если ты действительно хочешь знать, я была в клубе с Сергеем и несколькими друзьями, а потом Сергей привез меня сюда, как джентльмен. Я легонько поцеловала его на ночь, а потом поднялась сюда.”

“Ты лжешь! Ты же с ним трахалась...”

- Нет, не надо! - запротестовала она. А потом она остановилась, словно пораженная каким-то откровением. Она всмотрелась в лицо отца, всмотрелась по-настоящему, а потом расхохоталась. - “О Боже мой! Я ведь только что это поняла! Теперь я знаю, почему ты всю ночь пил, почему ты хочешь знать о моей сексуальной жизни и почему ты всегда говоришь мне, что я шлюха. Я знаю, чего ты хочешь от меня, мой дорогой папочка. Я точно знаю, чего ты хочешь, грязный старый колхозник.”

Воронов шагнул вперед, его лицо исказилось от ярости, и он посмотрел на нее так же, как смотрел бы на человека, с которым собирался драться. - “Ну ладно, шлюха” - прорычал он, - если ты такая умная, если ты так много знаешь со своим причудливым образованием, давай, рассказывай. . . о чем я думаю?”

В Женьке был дьявол, агрессивный, воинственный дух, который шел прямо от отца, которого она так ненавидела, и теперь он овладел ею. Она смотрела прямо на отца, провоцируя его, насмехаясь над ним, сопоставляя его грубое мужское присутствие с женской силой своей молодости, своей красоты, своего тела и своего запаха и мурлыкала: ” Вот что я думаю, милый папа", - Женя снова замолчала, просто чтобы усилить напряжение, а потом произнесла слова, которые навсегда изменят ее жизнь и многие другие. - “Мне кажется, ты ревнуешь меня к Сергею. Ты сам хочешь меня трахнуть.”

Отец ударил ее по лицу ладонью, вложив в удар всю свою огромную силу. Зрение Жени взорвалось болью, и сила удара отбросила ее голову в сторону, увлекая за собой все тело и разрывая мышцы шеи, когда она, вращаясь, упала на пол. Воронов стоял там, где она лежала, постанывая в агонии на полу. Он целился дикими, пьяными пинками ей живот,выкрикивая грязные ругательства. Она