– Решено, – кивнула Харриет. – Позже поработаем над ролями поменьше.

– Как насчет вас? – вскинулась Элизабет.

– О, я буду богиней солнца и луны.

– История становится все более странной, – заметил Дэниел.

– Вот подождите, пока доберетесь до седьмого акта, – пообещала мисс Уинтер.

– Седьмого? – Дэниел вскинул голову. – В пьесе семь актов?!

– Двенадцать, – поправила Харриет. – Но не волнуйся, ты участвуешь только в одиннадцати. А теперь, мисс Уинтер, когда вы предложите нам начать репетиции? Нельзя ли пойти в сад? Около беседки есть полянка, которая идеально подойдет.

Мисс Уинтер повернулась к Дэниелу в поисках подтверждения. Тот только пожал плечами:

– Драматург тут Харриет.

Она кивнула и обратилась к девочкам:

– Я собиралась сказать, что начнем после уроков, но учитывая, что нужно одолеть двенадцать актов, объявляю однодневные каникулы и отдых от математики и географии.

Девочки радостно завопили, и даже Дэниел присоединился к общему ликованию.

– Что ж, – сказал он мисс Уинтер, – не каждый день побываешь одновременно странным и печальным.

– Или злым.

– Или злым, – фыркнул он. Но тут ему пришла в голову мысль – странная, печальная мысль: – Я не умираю в конце, надеюсь?

Харриет покачала головой.

– Уже легче. Должен сказать, из меня выйдет ужасный труп.

Харриет рассмеялась, вернее, сжала губы, стараясь не рассмеяться. Девочки трещали без умолку, доедая завтрак, а потом выбежали из комнаты. Они с мисс Уинтер остались наедине. Только они и тарелки с едой. В окна сочилось утреннее солнце.

– Интересно, – сказал Дэниел, – а в пьесе наши персонажи порочны?

Ее вилка звонко ударилась о фарфор.

– Прошу прощения?

– Печальный, странный и злой – все это прекрасно, но я хотел бы быть порочным. А вы?

Мисс Уинтер тихо ахнула. Звук сорвался с губ, и ему еще больше захотелось поцеловать ее.

Впрочем, любой ее жест заставлял Дэниела желать поцелуя. Он снова чувствовал себя охваченным вечным желанием женщины. Но на этот раз это желание было направлено только на мисс Уинтер. Когда-то в университете он флиртовал с каждой юбкой, воровал поцелуи, вернее, принимал, когда они предлагались свободно.

Но на этот раз все было иначе. Он хотел не какую-то женщину. Он хотел ее. И видимо, ради нее стоит провести день, превратившись в печального, странного, изуродованного графа.

Но тут же Дэниел припомнил бородавку. Повернулся к мисс Уинтер и твердо предупредил:

– Никаких бородавок!

Должен же мужчина где-то провести границу!

Шесть часов спустя, поправляя черный пояс, призванный выделять ее как королеву зла, Энн должна была признать, что не помнит дня чудеснее.

Абсурдного – да, совершенно бессмысленного – да, но все же полностью и целиком восхитительного.

Она славно повеселилась.

Повеселилась. Энн не могла припомнить, когда это было в последний раз.

Они весь день репетировали (не то чтобы кто-то собирался ставить на сцене «Странную, печальную трагедию лорда, который не был Финстедом», но она даже не пыталась сосчитать, сколько раз останавливалась, сгибаясь от смеха).

– Ты никогда не сразишь мою дочь! – провозгласила она, размахивая палкой.

Элизабет едва увернулась.

– Ой, – в ужасе воскликнула Энн. – Мне так жаль! С вами все в порядке?

– Все хорошо, – заверила Элизабет. – Я…

– Мисс Уинтер, вы снова ломаете образ, – застонала Харриет.

– Я чуть не ударила Элизабет, – пояснила Энн.

– Мне все равно.

Элизабет негодующе надулась:

– Зато мне не все равно.

– Может, не следует пользоваться палкой? – предложила Френсис.

Харриет бросила презрительный взгляд на сестру, прежде чем повернуться к остальным.

– Мы можем вернуться к сценарию? – спросила она так строго, что тон явно отдавал сарказмом.

– Конечно, – кивнула Энн, глядя в сценарий. – Где мы остановились… Ах да, ты никогда не сразишь мою дочь и все такое.

– Мисс Уинтер!

– О нет, я не произношу слова роли. Просто ищу место, на котором остановилась.

Она откашлялась и взмахнула палкой, на этот раз подальше от Элизабет:

– Ты никогда не сразишь мою дочь!

Энн так и не поняла, как умудрилась произнести это, не рассмеявшись.

– Я не хочу сразить ее, – заверил лорд Уинстед достаточно драматично, чтобы заставить рыдать публику из Друри-Лейн. – Я хочу жениться на ней.

– Никогда!

– Нет-нет-нет, мисс Уинтер! – воскликнула Харриет. – Вы совсем не кажетесь расстроенной!

– Я и не расстроена, – призналась Энн. – Эта дочь чересчур жеманна. Думаю, злая королева будет рада сбыть ее с рук.

Харриет страдальчески вздохнула:

– Может и так, но злая королева не находит свою дочь жеманной.

– Я тоже считаю ее жеманницей, – вставила Элизабет.

– Но ты и есть дочь! – заметила Харриет.

– Знаю. Я весь день читала роль. Она идиотка.

Пока они препирались, лорд Уинстед подвинулся ближе к Энн и сказал:

– Я чувствую себя похотливым старикашкой, когда пытаюсь жениться на Элизабет. – Она усмехнулась. – Полагаю, вы захотите поменяться ролями.

– С вами?

Он сделал зверскую гримасу:

– С Элизабет.

– После того как вы сказали, что я идеальная злая королева? Ни за что!

Граф наклонился ближе.

– Не хочу ссориться, но, по-моему, я назвал вас идеально злой королевой.

– О да, это намного лучше. – Энн нахмурилась. – Вы видели Френсис?

Он кивком показал вправо:

– По-моему, она роется в кустах.

Энн проследила за его взглядом и поежилась:

– Роется?

– Она сказала, что практикуется к следующей пьесе. – Энн непонимающе уставилась на него. – В которой она собирается играть единорога.

– Ах да, конечно, – хмыкнула она. – Френсис довольно настойчива.

Лорд Уинстед широко улыбнулся, и сердце Энн пропустило удар. У него такая прекрасная улыбка! Лукаво-озорная, но… Энн не знала, как это описать, если не считать, что он хороший человек, порядочный, благородный, различающий добро и зло, какой бы греховной ни была его улыбка…