Аппарат делал отличные, четкие снимки с большого расстояния и даже в темноте. Задание оказалось простым. Мистеру Хорвичу предстояло собрать альбом, по словам Даллеса, интересных для правительства США людей. В Мадриде Меир работал с представителем Государственного, Департамента, скромным юношей, его возраста, отлично знавшим испанский язык.

– Я из Техаса, – пожал плечами новый знакомый, – я с детства на нем говорю.

Меир не знал, как, на самом деле, зовут коллегу. Он представился Фрэнком. Фрэнк водил Меира по городу, показывая кафе, где собирались журналисты и политики, здания министерств, парламента, редакции газет и офисы партий, Народного Фронта, Фаланги, анархистов, и сторонников реставрации монархии, карлистов.

Даллес приказал Меиру ни в коем случае не лезть на рожон. Меира даже не снабдили пистолетом, мистеру Хорвичу оружие было ни к чему. Он только смотрел, слушал и запоминал. Через две недели мистеру Хорвичу предстояло вернуться в Лиссабон, и сесть на американский корабль. В Вашингтоне, Меир приводил в порядок заметки, получал отпечатанные фотографии и делал доклад на совместном заседании представителей военного ведомства, государственного департамента и Бюро.

По словам Фрэнка, в столице ходили упорные слухи, что правительство разрешит создание интернациональных, добровольческих бригад. Гуляя по Мадриду, Меир иногда думал, что и сам бы, с удовольствием, записался в подобную бригаду.

– Аарон в Германии, – говорил он себе, – он выполняет долг порядочного человека, еврея. А я? Я тоже, – твердо напоминал себе юноша:

– Когда понадобится, я возьму оружие в руки, и буду бороться с нацизмом. Но, если можно обойтись без кровопролития…, – увидев афиши новой выставки Дали, Меир пошел в галерею. Смотря на странный квадрат, из человеческих рук и ног, на низкий, пустынный, жаркий горизонт Испании, Меир вспоминал «Расстрел повстанцев» Гойи, человека в белой рубашке, поднявшего руки, зло кричащего что-то в лица солдат.

Меир бы, с удовольствием, проводил в музеях целые дни, но Даллес разрешил ему только съездить в Саламанку и записаться на курсы. Улучив немного времени, Меир завернул в Толедо. Он бродил по улицам бывшего еврейского квартала, слушая звон колоколов, вдыхая жаркий ветер.

– Если можно добиться мира…, – повторял себе юноша, – то надо это сделать.

В Мадриде никто не обращал внимания на забавного, молодого американца, в круглых очках, с картой города и фотоаппаратом. Меир снимал церкви и достопримечательности, уличные сцены. Часто в кадр попадали люди, сидящие в кафе. У него набралось материала на три альбома. По вечерам они с Фрэнком встречались в каком-нибудь дешевом ресторане, где Меир передавал коллеге пленки. Он слушал разговоры за соседними столами, на немецком и французском языках. Юноша запоминал имена, заносил сведения в блокноты, аккуратно, как будто бы Меир еще трудился счетоводом в адвокатской конторе мистера Бирнбаума. Даллес говорил, что в Испании, после путча, соберутся представители немецкой, итальянской и советской разведок. В Вашингтоне, они собирались сличить фотографии Меира с имеющимися данными, и начать собирать досье.

По ночам Меир сидел на подоконнике, в своей комнате, в дешевом студенческом пансионе. Испанцы начинали развлекаться после полуночи. Звенели гитары, на черном, жарком небе блестели звезды. Меир, несколько раз, заглядывал в подвальчики. Вино в Мадриде было отменным, и очень дешевым. Здесь, как и в Нью-Йорке, предпочитали свинг, и девушки тоже не обращали внимания на Меира. Он к такому привык, и не расстраивался. Юноша, все равно, отлично танцевал.

Фламенко он увидел в первый раз. Меир, сначала, не поверил своим глазам, так это было красиво. Он покуривал, слушая перебор гитары, чьи-то веселые голоса. Юноша вспоминал слова Даллеса, сказанные в Лиссабоне:

– Испания, полигон, Ягненок. Для нацистов, фашистов, русских. Страна, которую можно перетянуть на свою сторону, где можно получить поддержку идеям, испытать новое оружие…, – они стояли на берегу океана.

– Танки, – Даллес загибал пальцы, – самолеты, автоматические винтовки, пушки, – начальник повел рукой на восток, – такое для них важно. Испания и ее народ никого не интересуют.

– Войны не будет. Мы этого не позволим, – упрямо сказал себе Меир, сидя за столиком кафе в Гранаде.

Он приехал сюда, следуя за русскими. Оба, впрочем, отменно говорили на испанском языке. Меир, заметив их в Мадриде, пошел за парой, услышав незнакомые слова. Меир ничего не понял, но разобрал имена Сталина и Гитлера. Он дал клички русским, называя их, про себя, Бородой и Кепкой. Они жили в респектабельном отеле, по соседству с офисом Народного Фронта, и целые дни проводили с коммунистами. Меир не хотел рисковать и узнавать в гостинице их имена. Понятно было, что они приехали в Испанию с фальшивыми документами.

Борода и Кепка собирались на юг. Меир услышал о планах русских, сидя за два столика от них, в ресторане. Юноша начал разбирать испанский, до него донеслось слово «Гранада». Взяв в аренду старый форд, Меир переехал из своего пансиона в другой отель, напротив гостиницы русских. Они покинули Мадрид ранним утром. Меир поехал за ними, держа расстояние в две мили между машинами. У мистера Хорвича при себе был отличный бинокль. Он не боялся, что упустит русских из виду.

Меир сделал фото Красавца, щеголеватого парня, которого Кепка забрал из кафе.

– Борода пропал, – Меир сидел, попивая кофе, – Кепка его где-то высадил, что ли? Знать бы где…., – он уловил, в потоке испанского языка, по соседству, знакомое имя. Молодые люди, по виду, напоминали студентов. Меир мысленно составил нужную фразу. Он спросил, с акцентом, но довольно бойко:

– Извините, мне, наверное, послышалось. Вы говорили о поэте Лорке?

В Мадриде, Меир купил в лавке подержанных книг путеводители. Юноша наткнулся на поэтический сборник. Посмотрев на заглавие, он пошевелил губами: «Цыганское романсеро».

На полях красовались пометки карандашом. Задние, чистые листы были исписаны. Бывший хозяин книги, судя по всему, занимался переводами на английский язык.

Увидев фламенко, Меир понял, что раньше и не подозревал о настоящем танце. Со стихами случилось то же самое. Меир не знал, что можно так писать. Он засыпал и просыпался, бормоча:

День святого Иакова, покровителя Испании, отмечали в июле. В августе ночи остались жаркими, сухими, пахнущими цветами и вином. Каблуки женщин стучали по булыжнику, шептали струны гитары, шуршали шины автомобилей.

Открывая глаза, Меир шарил по полу. Он затягивался папиросой, надевал очки и читал о цыганке-монахине, о зеленом цвете, пока в окне не вставал нежный мадридский рассвет.