Лев Михайлович разыскивал Машу. Она еще вчера попросила оформить пропуск еще на какую-то подружку, типа группы поддержки. Ладно, подружка так подружка, все-таки прямой эфир – тяжелое испытание для новобранцев. Лева выписал пропуск на имя какой-то Валерии. Но та самая чуйка, которой он гордился, ворчливо брюзжала и лишала покоя. Эта подружка, которую он еще не видел, напрягала Леву.

Маша задерживалась, нужно бы ей позвонить. И только Лев Михайлович потянулся к телефону, как в конце коридора увидел Машу с какой-то девушкой. Они шли рядом и соперничали фигурами. Высокие, хорошо сложенные, словно устремленные макушкой в небо. Лева вспомнил Людмилу и удивился тому, сколько оттенков может быть у женской стройности. Фигура Людмилы носила провокационный характер. Она соблазняла даже в состоянии покоя. А эти девушки были просто молодыми телами, как молодые осинки, от которых не родятся апельсинки. Их стройность имела обыденный характер, на ней словно висела этикетка со сроком годности. При взгляде на них заранее было жаль, что спустя годы они заматереют, наберут вес и начнут обсуждать диеты, собираясь с подругами за чашкой чая с печеньем и эклерами. Людмила таких мыслей не вызывала, она казалась вечно прекрасной. В ней угадывались будущие инвестиции, которые мужчины сделают в виде оплаты дорогих косметических салонов и тайских массажисток. Ее молодость подлежала консервации. «А Машка будет консервировать огурцы», – почему-то с сожалением подумал Лев Михайлович. Он любил маринованные огурцы, и его симпатии, человеческие и мужские, были на стороне Маши. Но деньги ему платили за Людмилу, за ее победу, поэтому Лева сделает все, чтобы Маша пошла ко дну быстро и надежно, не особо пуская пузыри напоследок. Как банка с маринованными огурцами.

Маша приблизилась и представила подругу:

– Познакомьтесь, это Лера.

– Очень приятно. А я Лев Михайлович. Пытаюсь помочь Марии стать депутатом городской думы.

Лера кивнула и неожиданно откровенно спросила:

– Где тут туалет?

– По коридору до конца и дальше налево, – со снисходительной улыбкой ответил Лева.

Лера двинулась по указанному маршруту, и Лев Михайлович заметил, что на ней рюкзак, на котором какими-то дешевыми стразами вышит высунутый язык. И этот язык, дразняще-красный, еще больше воспалил чутье Левы. Возникло ощущение, что что-то идет не так, но времени на осмысление этой неявной угрозы у него не оставалось. Нужно срочно заняться Машей.

В специально отведенной для них комнате он снял с плечиков и протянул Маше мешковатый пиджак с кричаще-безвкусными золотыми пуговицами. Где-то в самом дальнем и потаенном уголке его души шевельнулась жалость. Делать из нее девочку-тыкву было неприятно. Но он прогнал эмоции. В том спектакле, который он придумал и воплотил, Маше досталась именно эта роль. На нынешнем политическом рынке она продается в такой упаковке. И точка. Как всегда в минуты душевного смятения, он подумал о гонораре, Монте-Карло, домике в деревне. Это успокаивало и возвращало веру в правильность поступков.

Деньги были обещаны хорошие, поэтому восстановление произошло мгновенно. Лев Михайлович твердой рукой достал пузырек с конопляным маслом, опрокинул его на ладонь и молодецки ловко вытер маслянистую руку о волосы Марии. Она инстинктивно отпрянула, но лишь слегка, не нарушив прежних договоренностей. И эта покорность, отсутствие бунта опять заставили Льва Михайловича испытать странный конфликт разума и чутья. Разумом он понимал, что все идет хорошо, даже лучше, чем он ожидал. Назначая время, он оставил примерно полчаса на новые уговоры и даже слезы Маши. Однако все прошло как по маслу. Такая вот лингвистическая загогулина: трюк с маслом прошел как по маслу. И вместе с тем чутье щипало Леву колкими иглами грядущей неприятности.

– Ладно, все хорошо, – сказал он то ли себе, то ли Маше. – На грим не ходи, я девочек предупредил. За тобой придет помощник и отведет тебя сразу в студию, на съемку. Если не знаешь что сказать, то так и говори: «Я не владею информацией». Врать избирателям не следует, мы же за честные выборы. Так прямо и говори: «Не знаю, это вне моей компетенции». Ну, ни пуха!

По прикидкам Льва Михайловича, фраза «Я не владею информацией» должна была стать самой частой в сегодняшнем прямом эфире в ответах Маши. На этом фоне не заметить достоинств Людмилы Шиловой мог только слепоглухонемой. В роликах, хранящихся в его ноутбуке, прелестная Людмила буквально расстреливала избирателей статистическими фактами, аналитическими выводами и экспертными оценками.

Лев Михайлович торопился. Ему нужно было к началу эфира еще раз опробовать техническую возможность задуманной им операции. Убедиться в чистоте звука и четкости изображения. И он покинул Машу, торопливо унося свой ноутбук в сторону служебного помещения.

У Льва Михайловича не было привычки оглядываться. Но если бы на этот раз он изменил своей привычке и оглянулся, то увидел бы, как Маша поспешно побежала по коридору, до конца и налево. Ровно по тому маршруту, который он указал этой, как ее, кажется, Лере. Словом, в туалет.

* * *

Лерка выглядела как радистка Кэт. Огромные, расширенные от чувства опасности глаза, на дне которых плескалась уверенность, что все будет хорошо. Штирлиц ее не бросит. Если что, Сашка ее спасет, любому башку открутит.

На подоконнике, как хирургические инструменты, были разложены разные тюбики, кисточки, карандаши и плоские коробочки.

– Че так долго? Я уже все приготовила.

– Лера, это ужас, он опять на меня масло пролил.

– Да ладно, это не особо тебя портит в таком-то прикиде. Я бы даже сказала, органично сочетается: жирные волосы и допотопный пиджак. Вот интересно, в каком секонд-хенде он это откопал. Или прямо с пугала где-то снял. Прикинь, какая воронам сейчас житуха! Пируют и каркают… Типа ты их кандидатура в депутаты.

– Лера, мы точно успеем?

– Это ко мне вопрос? Сама стоит тут болтает…

И с этими словами Лера нагнула голову Маши в раковину, да так решительно, словно всю жизнь проработала в парикмахерской нижнего ценового сегмента. В дорогих местах, в салонах красоты, клиента не окунают головой в мойку, а усаживают в мягкое кресло и предлагают откинуться назад. От того, что ты видишь, когда тебе моют голову – дно раковины или потолок комнаты – зависит цена, и довольно существенно.

Маша ничего не видела, она зажмурила глаза, а Лерка шуровала в ее волосах, отмывая масло ударными дозами шампуня. Пару раз Маша больно ударилась головой о торчащий смеситель, который был прикручен намертво и не убирался вбок.

– Какие придурки так низко кран поставили? – негодовала Лера. – Торчит тут…

– Это для рук вообще-то. Тут не предусмотрено, чтобы люди голову мыли.

– Предусматривать надо все. Это же телецентр. А вдруг творческий человек с бодуна решит голову помыть?

Но если к торчащему смесителю еще можно было как-то приноровиться, то отсутствие розетки вызвало замешательство даже у Леры. Фен безвольно повис в ее руках.