Однако делать нечего, и обозленный нашими упрёками Чёрный Джордж, сосредоточенно прикусив губу, повёл «Кайру» на штурм этой преграды.

Мы торопились как могли. А вдруг и впрямь повезёт перемахнуть через неё незамеченными? К тому же за те секунды, что аэросани находились на вершине вала, нам нужно ещё успеть окинуть взглядом окрестности и найти удобный съезд к реке.

Вот где, по идее, Жорику следовало воскрешать в памяти свои водительские навыки! Между правым берегом Оби и железной дорогой простиралось пустынное белое поле шириной около трёх километров. Говорят, до Катастрофы в этом прибрежном районе располагалась дачная территория, ныне покоящаяся под многометровой толщей снега. На юге она упиралась в монументальную стену плотины ГЭС. На севере, у излучины — там, где Обь поворачивала на северо-восток, — этот фрагмент пустоши терял свою девственную белизну и приобретал обычный для сегодняшнего Новосибирска вид. То есть покрывался торчащими там и сям, будто чёрные угри, верхушками руин и уцелевших зданий. Кое-где поле пересекали следы биомехов и снегоходов. Последние, надо полагать, были оставлены совсем недавно «Маламутами» и «Альбатросами» чистильщиков. Куда они отсюда разъехались, неизвестно. Но, похоже, Грободела, расширяющего зону поиска, этот участок берега больше не интересовал.

Или, может быть, Хряков лишь хотел, чтобы я так думал, а сам рассадил солдат за снежными дюнами и ждёт не дождётся, когда мы перевалим через насыпь?…

Проклятая паранойя! Только бы сегодня ты оказалась не права!

Пригодное для съезда на реку место виднелось чуть севернее — там, где в Обь впадала идущая от плотинных шлюзов обводная протока. Она также перемёрзла и была совершенно не видна под сугробами. Но образовавшаяся в её устье впадина позволяла скатиться на заснеженный лёд реки по ровной, пологой горке. Примерно на таких легоньких спусках начинающие горнолыжники постигают азы слалома. Так что и нашему незадачливому водителю преодолеть этот уклон, теоретически, по силам.

Мало-мальски приноровившийся к строптивой технике Дюймовый сбросил обороты турбины перед тем, как мы выскочили на вершину вала. Поэтому наш прыжок нельзя было назвать ни кинематографичным, ни вообще сколько-либо эффектным. Так, лёгкий подскок, проверивший амортизацию старенькой «Кайры» без экстремальных нагрузок. Прямо по нашему курсу торчала из снега покорёженная железная опора, но Жорик, не поддавая газу, ловко объехал её, и спустя пару мгновений мы очутились у подножия восточного склона насыпи.

Засёк нас кто-нибудь или нет, неведомо, но сами мы никого не обнаружили. Я лишь определил местонахождение устья протоки, и то лишь потому, что оно заметно прогибало ровную на остальном протяжении береговую линию. А Чёрному Джорджу и Свистунову было сейчас и вовсе не до наблюдений. Первый следил, чтобы мы не перевернулись. А второй, судорожно вцепившись в ремень безопасности, вытаращился, не моргая, вперёд и вообще не вертел головой по сторонам.

Скрываться между сугробами было уже нельзя. Теперь их гряды шли поперёк нашего курса, так что пришлось пересекать их одну за одной, как до этого мы пересекли насыпь. Задача Дюймового сразу усложнилась. Но он быстро уловил, в переводе на язык алгебры, алгоритм езды по синусоиде. Добавляя и убавляя обороты двигателя, Жорик разгонял «Кайру» на спусках, после чего сбрасывал газ, лихо взлетал по инерции на вершину следующей гряды, переваливал через неё и вновь шёл на разгон.

Всё это сильно напоминало катание на русских горках, разве что в нашем аттракционе отсутствовали мёртвые петли и крутые виражи. Поэтому, несмотря на опасность, Жорик опять не смог сдержать эмоции и принялся улюлюкать. И опять никто его не поддержал. Но если я не сделал это из-за нежелания выглядеть дураком, то Тиберий — по более прозаической причине.

Доктору вообще не было в эту минуту ни до кого дела. Ослабив ремень безопасности, он перегнулся через борт и блевал, давая понять, что подобная качка для лабораторного затворника — это уже чересчур. Однако я не стал проявлять к нему жалость и приказывать пилоту придержать коней. Тоже по вполне прозаической причине. Затормозить для нас сейчас означало утратить жизненно важную инерцию. А без неё разогнать аэросани перпендикулярно такой крупной «тёрке» было бы очень трудно. Для этого Дюймовому пришлось бы проделать уйму лишних манёвров и затратить на них отнюдь не лишнее для нас время.

Я не испытывал от нашей скачки восторг, но что-то ностальгическое, из давно забытых детских ощущений во мне всё-таки пробудилось. И, едва возникнув, тут же опять исчезло, а моё внимание вмиг переключилось обратно на суровую действительность.

Поводом тому послужил летящий к нам с севера объект. Небольшой — меньше стандартного авиабота, — но хорошо заметный на фоне ясного полуденного неба. Судя по ровному полёту объекта, это был не биомех типа гарпии — те, когда замечают людей, ведут себя в воздухе довольно нервозно, — а беспилотный армейский разведчик. И траектория, по которой он следовал, не вызывала сомнений в том, что объективы его камер уже нацелены на нашу скачущую по сугробам «Кайру».

Мелкий, но востроглазый летун наблюдал у неё на борту не трёх, а лишь двух человек — яркое солнце над нами по-прежнему одаривало меня невидимостью. Это, конечно, не имело для нас никакого значения. Если разведчик передаёт сигнал на катер Грободела, полковник легко опознает всех членов нашей банды. Но если авиабот принадлежит не ему, а взлетел с местной базы для иных целей, был шанс, что новосибирцы не обратят на нас внимания. Два человека в армейских комбезах, движущиеся на аэросанях военно-научного Центра… Что здесь подозрительного? Тем более что в локации уже несколько дней работает экспедиционная группа «Светоча», а сегодня в придачу к ней ещё целая прорва крымских гостей заявилась…

Авиабот — лёгкий одномоторный аппарат, — прошёл над нами на бреющем полёте. Но — вот зараза! — не отправился затем по своим делам, а заложил крутой вираж и пошёл на разворот. Это уже нехорошо. Для тех, кого чистильщики ни в чём не подозревают, мы вызываем у них слишком пристальное любопытство. Похоже, дело дрянь. Даже если разведчик изначально вёл охоту не за нами, а совершал плановое патрулирование, полковник мог оперативно запросить у него все данные. А дабы окончательно убедиться в том, что под солнцезащитными очками скрываются лица беглецов, Грободелу оставалось лишь проследить с воздуха, откуда начинается тянущаяся за аэросанями колея. Она компрометировала нас так, что никакие маскировочные ухищрения нам уже не помогут.

Да и чёрт с ними, со всеми ухищрениями. До Оби оставалось всего ничего — минута-другая езды. Ну а на реке мы разовьём такую скорость, о какой на усеянном препятствиями берегу не могли и мечтать. И пока разъехавшаяся по округе команда Хрякова вновь соберётся и пустится за нами в погоню, нас и след простынет.

Я говорю о заметании следов вовсе не в фигуральном смысле. С юга — со стороны Обского моря, — на локацию надвигался тяжёлый снеговой фронт. Полз он медленно. Гораздо медленнее стремительных, как лавины, керченских штормовых фронтов. Но одного лишь взгляда на него хватало, чтобы убедиться: такую тучу не под силу развеять даже ураганному ветру.