Каждый раз, открывая дверь бункера, Роман поражался, с какой любовью и фантазией оформлено помещение. Хотя клуб и назывался литературным, здесь каждый мог найти для себя что-то интересное. Дмитрий Николаевич считал, что ограничивать разум преступно, как и не использовать «самый совершенный инструмент, который подарила человеку природа». На одной из стен висела доска, на которой постоянно было что-то написано или нарисовано. Под стеной, на которой располагалось то самое единственное окошко, расположился диванчик с пухлыми подушками (все называли их «подухи»).

Он был невероятно удобный, Волкогонов уже не раз убедился в этом. Сидеть на пружинящих подухах было так комфортно, что иногда невольно начинало клонить в сон.

По периметру комнаты стояли высоченные этажерки, заваленные самыми невероятными и необходимыми предметами, книгами и газетами, которые ученики могли использовать по своему усмотрению и необходимости. А центр комнаты занимал стол «рыцарей короля Артура» – за ним проводились общие собрания, мозговые штурмы, дебаты, интеллектуальные соревнования и тому подобное. На старинном комоде, появившемся в бункере самым загадочным образом, о чем между ребятами ходило огромное количество баек, стоял потрепанный компьютер – в абсолютно рабочем состоянии! За этим тщательно следили местные умельцы-железячники и юные программисты. В углу прятались пульт, усилитель, мониторы и колонки, микрофоны, магнитофон с проигрывателем дисков и видеопроектор. В общем, в бункере было удобно и уютно всем, кто переступал его порог. Здесь можно было разжиться разнообразными материалами для учебы, попросить помощи и совета, отдохнуть, позаниматься любимыми делами и просто повеселиться в компании приятных и умных ребят. После того как Волкогонов пару вечеров провел в литературном клубе, он понял, откуда вокруг него такой ажиотаж и почему желание получить от Инюшкина приглашение в «творческую мастерскую» вдохновляет каждого, кто хотя бы краем уха о ней слышал. Приходя в бункер, ты как будто покидал привычный мир и одновременно мог на него влиять.

Раздумывая обо всем этом, Роман и не заметил, как дошел до знакомой двери. Он деликатно постучал, и, так и не дождавшись ответа, несильно толкнул ее и переступил порог. В лицо тут же пахнуло теплом и запахом травяного чая. «Ого, я замерз», – удивленно подумал Волкогонов, только сейчас, на контрасте с теплом помещения, ощутив, как неприятно покалывает от холода щеки, руки и ноги.

В школе постоянно падала температура – ученики шушукались между собой, распространяя слухи о том, что в подвале полопались трубы и от этого отопление почти не работает. Это подтверждали и батареи: некоторые из них были такой же температуры, как и промерзшие помещения, а какие-то еще держались, безуспешно стараясь принести в классы хоть немного тепла. В бункере же каким-то образом удавалось сохранить практически нормальный температурный режим. Конечно, добровольцы притащили сюда дополнительные обогреватели, но и без них в литературном клубе было вполне комфортно.

Волкогонов скинул с плеча рюкзак и огляделся, стаскивая перчатки и расстегивая куртку. За центральным столом сидел Инюшкин и что-то писал, аккуратно сдвинув макет новогодней стенгазеты, над которым вчера трудились все члены клуба.

– Здрасьте, – негромко поприветствовал учителя парень и подошел ближе, растирая на ходу замерзшие пальцы.

– О, Роман! – обрадовался Инюшкин. – Привет. А я и не слышал, как ты вошел.

– Да я подумал, может, к дискотеке пока поготовлюсь, я тут накидал в голове кое-что…

Но, похоже, Дмитрий Николаевич уже был мыслями где-то далеко и слушал ученика вполуха. Он невпопад кивнул и что-то невнятно пробурчал, озабоченно глядя в свои записи.

– Что-то случилось? – поинтересовался Роман. Он все еще стоял перед учителем, вытянувшись будто на уроке – ничего не мог с собой поделать, привычка еще с младших классов. Поймав себя на этом, парень немного расслабился, но сесть так и не решился. Одно дело – когда здесь толпа народу и учитель русского, и совсем другое – когда вы один на один. Чертыхнувшись про себя, Волкогонов бросил взгляд на бумаги, которые лежали перед Инюшкиным, – это оказалась внушительная гора пожелтевших листков с машинописным, уже выцветшим от времени текстом.

– Что? А! Нет, ничего особенного, – отозвался учитель, очнувшись от своих дум. – Просто кроме организации дискотеки появились и новые задачи. В этом году я буду еще и Деда Мороза изображать…

– Классно!

– Да, только придется озаботиться сценарием, потому что мне кажется, что можно провести праздник куда интереснее, чем это делал Виталий Алексеевич в последние годы.

– Еще бы! У него на каждой елке было одно и то же, – поддержал Дмитрия Николаевича Роман. С Личуном у него отношения не сложились – учитель биологии почему-то Волкогонова недолюбливал и демонстрировал это всеми возможными способами. Парня такое отношение злило, и в долгу он не оставался. А теперь выпал шанс утереть нос противному биологу, и упускать такой шанс было нельзя.

– У меня уже есть кое-какие наброски, – продолжал между тем Инюшкин, – но не уверен, что на все хватит времени. А халтурить не хочется.

– Я могу помочь! Давайте вместе придумаем сценарий и что там еще надо. Сыграть я тоже могу. В смысле роль какую-нибудь.

– Спасибо, Роман. Я даже не знаю, неловко как-то тебя еще и этим нагружать, тебе же надо с группой репетировать…

– Да не переживайте – у меня полно времени. И вообще я с радостью…

– Ну хорошо.

На лице учителя проступило невольное облегчение – работы и правда предстояло очень много, и в одиночку справиться с ней было бы сложно. А Роман производил впечатление сообразительного и активного парня и вполне мог стать хорошим подспорьем. Остальных же членов клуба можно привлекать по мере необходимости. Дел всем хватит.

– Садись, в ногах правды нет. – Дмитрий Николаевич придвинул ученику стул и сделал приглашающий жест. Когда Волкогонов уселся, преподаватель положил перед ним свои наброски и стал объяснять: – Я подумал, что у Виталия Алексеевича подход к новогоднему празднику немного… кхе-кхе… однобокий. В конце концов, мы же передовая школа города, а не детский сад. И даже младшеклашки заслуживают чего-то поинтереснее, чем банальные кричалки и конкурсы из пионерлагеря.

Роман прыснул. Инюшкин тоже улыбнулся и продолжил:

– Мне думается, у нас хватает ресурсов, чтобы сделать настоящий современный перформанс. В качестве основной идеи я взял славянские праздники. Если объединить их, скажем, с поэтами Серебряного века, музыкой Стравинского и какими-то шаманскими песнопениями, может получиться действительно запоминающееся действо. Подожди, я сейчас поставлю, чтоб ты понимал…

Учитель поднялся и нажал на кнопку проигрывателя. Диск, видимо, там уже стоял, потому что комнату наполнили завораживающие звуки. Поначалу мелодичные и спокойные, похожие на пересвист пастушьей свирели, но постепенно превращающиеся в нечто мистическое, зовущее и даже немного тревожное.

– Это «Весна священная». Слышал?