Лавку менялы я покинула, если не воодушевлённая, то обнадёженная. Уверенность в правильности принятого решения крепла, хотя Вольф всё ещё не отзывался.

Решая, что предпринять дальше, для начала отправилась в рекомендованный мне 'Синий фазан', что бы подкрепиться и забронировать комнату. Третью ночь проводить в сене мне не хотелось.

Если бы я заранее знала, какое помещение судьба подготовила мне для сегодняшнего ночлега, не кочевряжилась бы так! Но даром ясновиденья я не обладала, слава богам, иначе прикопалась бы самостоятельно под какой-нибудь местной осиной и не высовывалась оттуда даже в виде привидения.

Постоялый двор нашла без проблем. Старик — меняла подробно объяснил мне дорогу к нему, так что вывеску с синей курицей (всё-таки изобразительное искусство у них тут сильно хромает), увидела издалека. Меню было скромным, но привередничать я не собиралась. После трёх дней путешествия впроголодь, даже простая каша казалась изысканным блюдом.

Пообедав и сняв комнату, я решила прогуляться по городу. Меня, разумеется, не привлекали его 'красоты'. Я надеялась разузнать хоть что-нибудь о Вольфе и выяснить, где живёт маркиз Фармазотти.

Звук колокола, раздавшийся с городской ратуши, оповещал о каком-то событии, которое должно было произойти в ближайшее время. Горожане побросали свои дела, и потянулись в одном направлении, к которому я не преминула присоединиться. Что-то во мне туристический азарт проснулся не вовремя.

Людской поток вынес меня на городскую площадь, посередине которой возвышался небольшой помост со столбом. Под помостом лежало большое количество дров и хвороста. Вокруг стояли стражники. Я терялась в догадках, какое мероприятие можно проводить в таком антураже? Что-то мне подсказывало, что от увиденного я буду не в восторге, но покидать площадь пока не собиралась. Толпа вокруг меня гудела в возбуждении, обсуждая предстоящее событие. Я прислушалась к разговору двух мужчин, стоящих впереди меня, но, к своему удивлению, ничего не могла понять. Лишь одно слово разобрала отчётливо: 'аутодафе', но что оно означает…

Хлор! Зарядка у Говрюшки закончилась! Да так не вовремя!

Я покинула площадь и скрылась в какой-то подворотне. Закутавшись плотнее в плащ, накинула капюшон, сняла с уха коробочку и прошептала заклинание подзарядки. Приборчик оказался прожорливым. Пришлось заклинание читать ещё раз, пока крошечный индикатор под панелью не мигнул зелёным цветом. Осторожно огляделась, не видел ли кто меня за странным занятием, повесила Говрюшку на место и почти бегом вернулась на площадь.

Мероприятие там уже разворачивалось полным ходом. К столбу была привязана измученная женщина, одетая в одну холщёвую рубаху.

— Ей же холодно, — прошептала я, не сдержав нахлынувших на меня эмоций.

— Ничего, — усмехнулся кто-то рядом, — скоро её согреют!

Я не стала оборачиваться на голос, так как яда и злобы в нём было столько, что я боялась не сдержаться ещё раз, и сказать этому человеку какую-нибудь правду, которую он слышать не захочет.

Женщину, тем временем стали обкладывать дровами и хворостом. Мне захотелось уйти, ибо я с очевидностью поняла, как её сейчас будут согревать. Только от этих мыслей мне стало плохо, а уж смотреть на казнь… Я попятилась и наткнулась на плотную стену людей позади себя.

Им что, нравится на ЭТО смотреть?! Боги, а сколько тут детей! Совсем маленьких… И лица… жаждущие крови, жаждущие чужих страданий. Это для них развлечение?! Так вот отчего лица этих людей так тупы и дегенеративны… Они забыли, что такое жалость, сострадание, любовь! В них живёт только страх, животный, грубый страх, что они могут оказаться на том самом месте, где стоит сейчас истерзанная, молодая ещё женщина. Они радуются, что сегодня помост смерти занят, что их очередь ещё не наступила.

Я подумала, что та несчастная, которая сейчас была привязана к позорному столбу, точно так же приходила на чужие казни и радовалась, что не она… не сейчас…

Толстый мужик, очень сильно отличающийся по комплекции от других горожан, неуклюже переваливая задом, забрался на помост и объявил обвинительный приговор. Из его шепелявой речи я поняла, что это и есть местная ведьма, что её отлучили от церкви, и в качестве наказания назначили процедуру сожжения в очистительном огне. Аутодафе… Что душа её, таким образом, будет спасена, а дьявол, поселившийся в её теле, будет уничтожен.

Площадь одобрительно загудела. Стражники запалили факелы и поднесли их с разных сторон к дровам и хворосту. Женщина истошно закричала, подняв лицо к небу. Её губы что-то шептали, а из глаз потекли слёзы. Я была, наверное, единственной на площади, кто плакал вместе с ней. Мне очень хотелось ей помочь, но я не знала как. Можно было, конечно… нет, не избавить, а лишь облегчить страдания, нашептав ей порцию яда. Но клятва, даваемая алхимиками, умеющими кастовать вещества прямо в человеческое тело, запрещала мне, даже во имя сострадания, делать это. Я могла дать ей лишь какое-нибудь обезболивающее, или… опиат. Наркотики были тоже под запретом, но не под таким строгим, как яды, и я решилась.

Формула морфина слетела с моих губ. Я направила её прямо в кровь несчастной. Последний болезненный вскрик, и она затихла, безвольно повиснув на, стягивающих её тело, верёвках. Больше женщина не мучилась, не извивалась под огненными языками, лизавшими её тело, не молила о пощаде. Это вызвало негодование толпы. Я испортила им зрелище.

Хлор вам, изверги! Перетопчитесь!

— Ведьма! — раздался справа от меня смутно знакомый голос. — Ведьма! Это она помогает той, что на костре! — верещал мужик.

Вокруг меня тут же образовалось свободное пространство. Слезы, ещё не высохшие на щеках, выдали меня с потрохами. Я прошлась взглядом по толпе, и встретилась со злыми глазками Якобо.

— А-а-а, это ты, Кариес! — прошипела я, распрямляя согнутые плечи и гордо поднимая голову над толпой недолюдей. Пространство вокруг меня расширилось ещё больше. — Скольких путников ты ограбил сегодня на тракте?

— Она врёт! — завопил мужик, ужом ввинтился в толпу и исчез.

Но камень недоверия, брошенный им в мою сторону, уже погнал круги по площади. Люди тыкали в меня пальцами, и как нанятые, повторяли.

— Ведьма! Ведьма! Ведьма!!!

Женщина, заживо горящая на костре, их уже не интересовала. Появился новый объект для вымещения своей злобы и страха. А ведь я им не сделала ничего плохого!

— Просто не успела… — пронеслась язвительная мысль.

Ко мне, сквозь толпу продирались стражники и толстый мужчина, зачитывающий приговор. Я спокойно ждала, когда они доберутся до места.

— В чём дело, уважаемый? — обратилась я к толстяку.

Его сальный взгляд мне не понравился, но на лице это никак не отразилось. Я осталась такой же спокойной и доброжелательной, надеюсь.

— Якобо обвинил тебя в ведьмовстве, — надменно сообщил мужик, даже снизу вверх умудряясь смотреть на меня свысока.