интересы будет представлять не Лорье, а «какой-то Клод без имени». Отец Жака, к счастью, не услышал этого выпада, а мы смогли уверить мадам, что вся линия согласована лично с Мишелем. Что было почти правдой: мы действительно пытались обсудить с ним наши изыскания, но Лорье остался безучастен. Он сидел в своей квартире, философски уставившись в потолок. Поэтому все, что мы смогли сделать — это забить его холодильник полуфабрикатами.

Я получила сообщение от Артема, что он вылетел, и вошла в зал суда.

— У тебя кроме джинс другой одежды не нашлось? — рыкнул мне в ухо Жак. Сам он, как всегда, был облачен в костюм. А сегодня еще добавил галстук.

Даже Этьен надел пиджак с брюками и приправил это незнакомой рубашкой не определяемого цвета. Галстука он, видимо, не нашел (на мой взгляд, и к лучшему).

Мы уселись подле Клода, и я сжала под столом карандаш — руки ходили ходуном от волнения.

Слушание шло как в тумане: я будто забыла французский! Половину из того, что было сказано, я не понимала. Однако, с каждой минутой все больше покрывалась потом.

Когда отец Жака взял слово, я не примкнула заметить, что сын невероятно похож на отца: те же надменные манеры, снисходительный взгляд. Тут я поняла, почему Мишель имел такой успех. Во время стажировки я однажды видела его в суде: он говорил как ребенок. Как очень мудрый ребенок, который любит вас и всех окружающих, но доброжелательно указывает на ошибки, терпеливо объясняя где и почему вы были не правы. После речей Мишеля в суде, всем присутствующим становилось тепло и уютно — хотелось улыбнуться, поблагодарить и согласиться.

После речи отца Жака хотелось воевать. И это меня испугало: я не была уверена в нашей победе. Напрашивающееся столкновение могло привести к поражению.

Я кусала губы, прикладывала салфетку ко лбу (ну, зачем я накрасилась?! Сто лет этого не делала — и вот, выбрала день!) и продолжала вертеть карандаш…

Мы проиграли. Это очевидно! Сколько бы гениальных решений ни нашел Этьен — нам не создать прецедент! Клод, отец Жака, сказал все, что было необходимо. Он не упустил ни единой детали. Абсолютно каждое слово, в весомости которого мы убеждали его в минувшие дни, — он произнес.

Но он не Мишель.

Я опустила голову. Слушание закончилось. Судья оглашала вердикт.

Глава 35. Три победителя

Вдруг, Жак вскочил с места и обнял Этьена! Потом отца! И почему-то стал сгребать меня в объятья! Что? Что происходит? Почему? Почему все за нашим столом так радуются? Я обернулась на мадам Сошет — она сияла победной улыбкой!

— Марсель! Все сработало, Марсель! Мы победили! — орал Жак с перекошенным от счастья лицом.

Я повернулась к Этьену — ого! Оказывается, он умеет улыбаться! Но почему? Ведь мы…

— Мы победили, Марсель! — казалось, Этьен понял мое замешательство и пытается объяснить происходящее, — мы создали свой прецедент!

Я услышала, как Этьен сделал акцент на слове «свой». До меня еще не до конца дошло, что все-таки произошло, но одно было очевидно — мы победили! И это значило, что…

— Этьен, — выдохнула я, — ты создал новый прецедент!

Мне показалось, или из-за очков сверкнула слеза? Я не смогла рассмотреть, потому что Жак смял меня в объятиях:

— Марсель! Мы выиграли! Мы победители, Марсель! Это ж ты нас на это подписала! Марсель! Мы победили!!!

Жак бесновался в своем триумфе — столько недель провел он изгоем под насмешками студентов — он, некогда мечта всех девчонок бакалавриата! И вот! Наконец! Он почувствовал, что все было не зря! Он снова в своей стезе — на волне успеха.

Мы, все трое, не пошли в Университет на следующий день.

Просто потому, что Клод, отец Жака, после суда выдал нам ящик своего вина, с которым мы вломились к Мишелю. Я отложила встречу с Артемом, я наконец забыла о Пижоне — я жила! Я праздновала нашу победу!

— Мы — три мушкетера! — кричал Жак, глотая вино из бутылки, — правда, наш Д‘Артаньян пока не в форме, но мы его дождемся!

Мишель пару раз заглядывал в гостиную, где мы расположились, и даже пытался сложить брови домиком. Но участия в нашей пирушке, длившейся почти до утра, он не принимал.

Вечером я все же встретилась с Артемом, который долго смеялся над моим помятым видом и пытался уловить детали выигранного слушания.

А в Универе разговоров было только о нас! Совершенно иные взгляды встретили нас следующим учебным днем! Студенты перешептывались, глядя с уважением, а преподаватели препарировали наше дело, кто как мог!

Каждый профессор пытался вычленить кусок своего предмета и объяснить, почему именно его курс помог нам справиться с нелегкой задачей (ни у кого не возникало сомнений, что все дело вытянули именно мы). После недель издевательств, насмешек, травли — на нас свалился успех. Успех, основанный на наших мозгах.

Я чувствовала себя настолько окрыленной, что совершенно потерялась. Когда я вернулась домой, я поняла, что забыла в Университете сумку.

— В смысле ты сумку забыла? — схватился за голову Артем, с которым мы встретились после лекций, — как можно забыть сумку?! Марсель, ты нормальная?

— Это мое выражение! — отмахнулась я.

— Чего? — Артем сморщился так, будто разговаривал не со мной, а с умалишенной.

— «Ты нормальный» с такой, знаешь, вопросительной интонацией — это мое выражение! Не воруй! Да, я забыла сумку! Это мамина сумка и она…

— Очень, очень важна для тебя, — как надоевшую мантру процитировал Артем, — я помню. И что теперь? Надо переться в твой Универ?

— Да. Я могу и одна сходить!

— Время видела? Пошли… — Артем, не скрывая раздражения, надел куртку.

Мы во тьме дошли до здания Университета и я позвонила. Охранник, на удивление оказавшийся на месте, пропустил нас внутрь. Артем показал документы, как посетитель, но рта не раскрывал — его знания английского и испанского вряд ли смогли бы помочь установлению контакта с раздраженным охранником («ходите тут в неурочное время»).

Проходя по коридору, я