давай! — сказала я и отошла от двери.

— Ну почему рядом с тобой постоянно приходится драться, — простонал Артем и подготовился к удару.

— На этот раз это всего лишь дверь, — сощурилась я, — причем тоненькая.

Артем нанес один удар ногой, второй — дверь зашаталась. Он налег плечом и ввалился в квартиру. Я зашла следом. За мной, переглядываясь вошли соседи.

— Адель! — позвала я. Тишина.

В квартире был порядок — ни следа былых буйств.

— Говорил же тебе, она уехала! — проворчал Артем, — и что теперь делать? Интересно, эти люди будут свидетельствовать обо мне в суде, что я нанес увечья частной собственности из лучших побуждений?

Я тем временем вошла в спальню.

— Артем!!!!! — заорала я, — звони 15!!!!!

— Что? Куда? — Артем прибежал на мой зов, — ох, еееепт…

— Срочно! 15! Звони!

Адель лежала белая, укрытая одеялом. По-моему, она не дышала. Меня сковал ужас, кажется, я оглохла: Артем теребил меня, его губы шевелились — он что-то говорил. Я не понимала, не слышала — перед глазами было лишь мертвенно бледное лицо Адель.

Вдруг будто из ушей вынули пробки: сразу куча голосов! Соседка что-то кричит в телефон, ее муж проверяет пульс Адель, Артем орет мне в ухо:

— Марсель! Очнись! Что с тобой!?

— Я в порядке, все нормально, — пролепетала я.

— Отлично, тогда поговори вот с этими, — Артем кивнул на соседей, что суетились возле постели Адель, — они по-английски не говорят, а я по-французски ни бум-бум!

Я попыталась, что-то сказать женщине — она как раз закончила кричать в телефон.

— Они едут, — соседка взяла меня за руку, — хорошо, что вы пришли. Пульс вроде есть.

— Вот, до чего вечеринки доводят, — бурчал ее муж, ощупывая шею Адель.

Я пыталась возразить, что не в вечеринках дело, но язык не слушался меня.

Прибыла скорая. Я еле улавливала происходящее: картинка то будто становилась на перемотку, то, наоборот, замедлялась.

Вот, врачи толпятся у постели Адель. Все происходит очень быстро, и я не могу уловить движений. Вот, они грузят Адель на носилки, Артем помогает им, и, будто в замедленной съемке, Адель чуть размыкает веки и что-то бормочет… Снова все быстро…

Я остаюсь одна.

Вздрагиваю — будто морок какой спадает. Оглядываюсь.

Я нахожусь в квартире Адель. Кроме меня — никого. Дверь выломана и валяется у входа. Соседей след простыл. Артема нет.

Мне стало страшно. Я села на корточки и обхватила себя руками. Дрожу. Все тело бьется в каких-то конвульсиях.

Я хочу к Денису! Чтобы его руки меня обняли, почувствовать его запах, ощутить прикосновение его кожи…

Денис! Денис!!!!

Кто-то из однокурсников нашел меня в полуобморочном состоянии и помог добраться до дома. Проваливаясь в беспокойный сон, я вспоминаю, что у Нечаева сегодня был день Рождения…

Глава 37. Письмо

Прошло несколько дней.

По ощущениям — месяц пролетел.

Мишеля как подменили — как только Жак с Этьеном приехали к нему и рассказали, что произошло, Мишель рванул в Университет.

Он застал еще добрую половину студентов и выступил перед ними с речью («проповедью» — как это назвал Жак). Он обличал их в жажде жертвы на заклание, увещевал о любви, призывал к мудрости и терпимости к ошибкам ближних.

Когда стало известно о попытке самоубийства Адель — Университет вообще заходил ходуном, а Мишель из изгоя превратился в местного святого. Его «проповедь» разбирали на цитаты. Особенно циничные с ухмылкой говорили, что Мишелю крупно повезло, что он успел выступить до того, как стало известно о поступке Адель.

Артем пропадал у постели больной — он сразу, не думая, брякнул врачам, что он ее жених, поэтому его любезно пускали в палату — тем более, девушка шла на поправку. Да и взгляды еще очень слабой Адель на своего спасителя не оставляли у персонала сомнений.

Приехали родители Адель (от описания «подвигов» их дочери за последние месяцы у них волосы на голове шевелились). Вид Артема у постели их больной дочери обнадеживал и скрашивал жуткие рассказы о ее поклепе на профессора. Нормально пообщаться с ухажером мешал языковой барьер, поэтому они просто умилялись общей картинке.

Я пару раз заходила к Адель, но Артем махал на меня руками и просил ей пока на глаза не показываться. Он что, влюбился? Похоже, что да. Это было странно: они ведь даже не общались!

Но, по правде говоря, мне было плевать.

Целыми днями я лежала на кровати, рассматривая браслет, что подарил мне Денис когда-то. Все эти фигурки — символы нашего прошлого… Я гладила их подушечками пальцев, а сердце будто резал нож. Я подвергала себя этой пытке часами, неистово радуясь, что не зашвырнула браслетом в Пижона вместе с кольцом… Теперь я могу упиваться своим горем, имея вещественные доказательства минувшего счастья.

Однажды, оторвавшись от браслета, который я теперь снова надела на запястье, мой взгляд упал на клубы пыли, собравшиеся под столом (я не помню, убиралась ли я дома в этом году). И сквозь эти серые шары я разглядела нечто белое…

Письмо!

Как я вообще могла сомневаться? Почему я не прочитала его? Как я могла забыть о нем?!

Я бросилась к конверту, сдула пыль и развернула письмо.

«Ну, здравствуй, — приветствовал меня незнакомый, довольно корявый почерк, — сразу скажу, ты уж меня прости. Ведь подумал тогда о тебе невесть что! Ну ты ж сама посуди! Ты никакая была, а я вашей братии навидался за годы. То пьяные (это уж лады, с кем не бывает), а то запаха нет никакого, а видно, что человек… Ну не человек он. Под чем-то! Вот, и о тебе тож подумал…»

Боже! Это ведь от дяди Миши письмо! Неужели Денис нашел его?! Уже даже я забыла о печальной участи водителя такси, которого из-за меня же бросила жена!

Я с трепетом продолжила чтение.

«Спасибо хочу сказать то! Дениска-то твой нашел мою Машку, объяснил ей