даже мир для того, чтобы жила целительница, что в свою очередь означало — они счастливы могут быть только вдвоем, а дети этих двоих будут обладать уникальными способностями, что сразу делало Геранию и Дадли самыми защищаемыми существами планеты. Ибо встречалось такое даже реже, чем радужный дракон, официально вымерший два века назад.

***

Петунья, которую уже называли мамой все дети, отнеслась с пониманием к Ленкиной просьбе, поэтому с девочкой и ее мальчиком занималась миссис Либерман — именно реабилитолог, понимавшая, через что проходит эта юная девочка. Глядя на то, как заботится брат о своей сестре, женщина меняла терапию на лету, поэтому вскоре Ленка могла взять ложку или ручку без внутреннего страха и необходимости внутренне себя принуждать. Девочка значительно повеселела, уроки стали более эффективными.

Так пролетела осень, сменившись зимой, приближалось Рождество. Именно в рождественскую ночь это все и случилось, что добавило проблем Ленке, но и радости тоже. Девочка и мальчик давно спали, танцуя в своем сне среди снежинок, когда перед ними появилась Тринадцатая. Малышка весело улыбалась двоим внешне более старшим ребятам. В этом сне Ленке и Дадлику было навскидку лет по пятнадцать.

— Привет! — весело произнесла малышка в сияющем платье. — А я вам подарки принесла, вот!— Какие подарки? — удивился Дадли, никогда прежде эту девочку не видевший.— Во-о-лшебные! — пропела Тринадцатая, весело рассмеявшись. — Потому что вон она потратила дар на спасение других, — девочка показала пальцем на Ленку, прижавшуюся к своему Дадли. — И теперь ей положен подарок, вот!— Я свой подарок уже получила, — улыбнулась ей девушка. — Никого и ничего нет важнее Дадли.— Я тебя тоже люблю, — улыбнулся ей юноша. — Мы никогда не расстанемся.— Не расстанетесь, — подтвердила Тринадцатая, — потому что вы связаны и любите, вот. Но я тебе подарок принесла… Когда ты проснешься, то почувствуешь. Я хотела тебе подарить его, когда ты признаешься, что вы не брат и сестра, а любимые, но ты тянешь, и мне надоело ждать, поэтому бери так!

Поблагодарить Ленка не успела, обнаружив, что не спит. На нее смотрели немного непонимающие глаза Дадли, а за окном разгорался рассвет рождественского утра. Попытавшись определить, что не так, ибо что-то девочку беспокоило, Ленка наложила на себя диагностику, в следующее мгновение завизжав от счастья. Дадли сразу же ощупал сестренку, убеждаясь, что все в порядке, подумать о сказанном во сне можно было и потом, а Ленка, задыхаясь от счастья, говорила, не забывая целовать мальчика между словами.

— Дадли! Дадли! Мои ноги! Они выздоровели! — девочка просто заливала все вокруг своей радостью. — Я смогу ходить! Не сразу! Но я смогу!

— А почему не сразу? — удивился моментально поверивший зацелованный Дадли.

— Мышцы слабые, кости тоже, — немного погрустнела Ленка, но потом снова заулыбалась. — Но я точно смогу! Я смогу!

— Ты сможешь! — улыбнулся сильно радостный за свою сестренку мальчик. А она обнимала его, понимая, что во сне сказала правду — Дадли и есть все, что ей нужно в мире, за него она согласна и на боль, и даже не ходить, только бы он был.

— Вот, Мия! Она теперь поняла, а он не взбрыкнет? — поинтересовалась Тринадцатая, показав на изображение.— Не взбрыкнет, — по-доброму улыбнулась наставница. — Он ее столько раз спасал, да и есть для него только она… Вот представь только…— Ура! — запрыгала малышка.

Петунья, едва сдерживая слезы, слышала про самый волшебный подарок на свете, сделанный ее дочке какими-то высшими сущностями. Это было самое настоящее Рождество — просто невозможно-волшебное, отчего женщина была счастлива. Алисия тоже улыбалась, радуясь за детей. Ленка думала о реабилитации — хотелось встать на ноги поскорее, но… то, что это больно, доктор Лена знала, поэтому не хотела думать ни о чем в это по-настоящему волшебное рождественское утро.

Дадли, задумавшись о том, что было во сне, вдруг понял, что для него важнее не то, как их с Герой называют, а сам факт того, что они вместе. Мыслей в голове Гарри не было, он любовался Гермионой, немного смущенной взглядом самого лучшего, она это теперь твердо знала, мальчика на свете. В герцогский замок Росс пришла настоящая рождественская сказка…

— Дети собираются и отправляются на каникулы, — объявила герцогиня после завтрака. — Маги прислали вам многоразовый порт-ключ, поэтому неделю мы все будем валяться в снегу днем, а ночью спать в своих кроватях!

— Ура! — громко закричали четверо детей, валяться в снегу любившие. Ленку даже не огорчал тот факт, что на лыжах ей пока не стоять. Девочку вообще ничего не огорчало в этот день.

Быстро засунув всех четверых в комбинезоны, герцогиня в соответствии с данными ей инструкциями активировала перенос, чтобы через мгновение оказаться посреди снежного великолепия, полного взрослых и детей. Чуть поодаль вставала узнаваемая гора, виденная доктором Леной на многочисленных фотографиях еще в той, другой жизни, а за спиной виднелся подсвеченный желтым светом окошек почти игрушечных домов Церматт. Они были в Швейцарии, что оказалось просто великолепным подарком для детей и взрослых, никогда здесь не бывавших.

Часть 20

Лили заново оценивала свою жизнь. В лежачем неподвижном положении… правда, руки начали уже двигаться, но были слабы, поэтому девочку тренировали, опасаясь прогнать слишком интенсивными тренировками этот призрачный успех, но в основном все оставалось таким же — лежачее неподвижное положение, телевизор, сказки и психологи. Это позволило Лили задуматься и заново пересмотреть всю свою жизнь — с детства. Девочка вспоминала обреченную ею девочку, что не просто стала целителем, а бросалась на помощь, даже презирая свою боль. Но и Лили сама чувствовала эту же боль, понимая, что просто кричала бы не переставая, а вовсе не могла бы улыбаться… Именно Гера показала зеленоглазой ее неправоту.

Сейчас у Лили были деньги — хоспис был дорогим, но потратить эти деньги было просто некуда… положение? И что с ним? Девочка внезапно поняла, что нет никакого смысла в ее прошлых устремлениях, если отсутствует душевное тепло. Лили вспоминала то искристое, яркое счастье, которое наблюдала совсем недавно, когда дети оказались здоровы — как им радовались семьи, с какой нежностью прижимали к себе.

В тот день девочка много плакала, осознавая, что потеряла. Теперь она бы хотела искупить все содеянное, но понимая, что даже умереть не может — мучилась душой.

— Мия! Мия! Смотри! Она разбякнулась? — поинтересовалась девочка в сверкающем платье,