Когда-то в Германии я учил немецкий и уже разговаривал, а вот уже месяц, как слова по-немецки не произнёс. Разве что, когда в Вене бываю, адреса иногда спрашиваю, теперь в Вене ориентируюсь лучше, чем в Москве. Интересно кататься ночью по разбитому городу: едешь, только фары автомобиля освещают путь, и ярко выступает вся катастрофа когда-то красивого города: ты видишь не дома, а только асфальт мостовой и собранные два высоких вала из битого кирпича по сторонам. Можно ехать километр, десять, двадцать по улицам, по маленьким глухим переулкам, и везде на переднем плане, в свете фар – только битый кирпич. Чтобы убрать его весь, нужны тысячи машин, а Германия и Австрия сейчас не имеют ни одной. Правда, и дома стоят, и в них живут люди, я не знаю, что нужно, чтобы сровнять такой город с землёй.

В Сталинграде была война, а вот в Дрездене её не было, но люди, которые видели оба города, говорят, что Сталинград выглядит лучше. В Дрездене, этом ранее красивейшем городе Европы, домов нет абсолютно. Там нет ни домов, ни мостов через Эльбу, ни улиц, ни переулков – только щебень и пыль. Американцы бомбили Дрезден всего три раза, но бомбили непрерывно по 10–12 часов, до пятисот самолётов. Погибли лучшие города Европы. Во Франции и Англии такого нет: наши были в Париже – не то что здесь!

Годиков через десять интересно будет сюда приехать, посмотреть; не улыбайтесь – это легче, чем добраться до Алма-Аты. Имея медаль «За освобождение Праги» да не навестить этот город. Таська, учи немецкий: Прагу я вам покажу, а Вена и Будапешт по пути, а обратно Бреслау, Краков, Львов.

Домой я вырвусь!

Стало холодать, начинают идти дожди. Вы писали, что было плохое лето, а здесь с апреля по сентябрь стояла изумительная погода, но нам она была не нужна, впервые за пять лет. Я радовался только в мае и июне, а дальше началась тоска. Сейчас холодно, а я в мае всё побросал, так и хожу без шинели. Вспоминаю, как когда-то на войне мы спали в шубах и в валенках; жалко, что в шубе уже не походишь!

Таська, мне писать нечего, так отвечай хоть на вопросы: кто приехал, их вид, мысли, желания. Выходит, многие домой не собираются, но я, конечно, никогда не мыслил оставаться здесь. Два года как мне пытаются третью звёздочку на погоны прицепить, что могло бы помешать возвращению домой, но я не ругался, уладил мирным путём. Когда был в резерве, мне много должностей предлагали, но я категорически заявил, что всё равно в армии не останусь. Направляли в Чехословакию работать в посольстве, но выяснилось, что нужен майор. А в радиодивизион, служить начальником радиоотдела ЦГВ, меня уговорил генерал Алисковский, пообещав, что при первой возможности демобилизует. Этот генерал, оказывается, был вместе с Игорем Пузырёвым на Калининском фронте и хорошо его помнит. В радиодивизионе я исполняю должность инженера: станции все поставлены на консервацию, и меня пытаются законсервировать. Но это не выйдет.

Таська, как ни печально, на твой взгляд, но я, кажется, прощаюсь с этой страной и скоро поеду домой. Генерал дал согласие.

Собирался домой, но не демобилизовали. Я продался и уезжаю в Чехословакию. Осталось дело за Коневым: если он подпишет мою демобилизацию, то я еду не на Будапешт, а на Прагу.

Дело обстоит так: в Чехословакии наши захватили берлинский, лучший в мире телевизионный завод, где и сейчас работают немцы, и есть постановление правительства к 1 января 1946 года перевезти институт в Москву. У нас был представитель оттуда, и демобилизуют только желающих работать у них.

Ерунда получается: гражданской одежды у меня никакой, недавно даже последние хорошие военные брюки променял.

Значит, Румынию не увижу, потому что отсюда возвращаются в Россию обычно через Будапешт и Яссы. Правда, там нищета, и даже клопы с тараканами есть, а в Австрии понятия не имеют об этих животных.

Пока жизнь идёт, как прежде – ездим иногда коллективно в Вену. Недавно смотрели футбольный матч: играли команды оккупационных войск СССР и Англии. Смотреть было очень интересно: кругом национальные флаги четырех стран, французский оркестр исполнял все гимны, музыканты в какой-то смешной форме тирольских стрелков. Наши выиграли со счётом 7:1, ну, об этом в газетах писали. Потом играли американцы с французами в регби, это какое-то смертоубийство, абсолютно непонятное.

15 ноября я снова стал гражданским лицом! Как хорошо чувствовать себя свободным. В октябре многие уехали в Чехословакию, а я демобилизован не был. Снова пришлось ждать. В это время у меня завязалось очень интересное знакомство, а именно с главнокомандующим оккупационными войсками в Австрии генерал-полковником Курасовым. Его сын служил у нас в радиодивизионе, молодой парнишка, обычный радист. Папа хотел его демобилизовать под марку телевизионного института и отправить со мной в Чехословакию. Меня приглашали на семейные советы, иногда просто к чаю, 8 ноября я присутствовал на семейном просмотре новой, присланной к празднику, кинокартины «Без вины виноватые». За мной обычно генеральша присылала лучшую в Австрии машину, которую, конечно, в военном городке, где мы жили, знали все. Было приятно! Генерал в это дело не ввязывался, делала всё мама, только несколько раз он выходил к чаю, обсудить деловую сторону поездки. Когда первая моя попытка расстаться с армией не удалась, генерал обещал после удачной демобилизации отправить нас в Судеты на собственной машине (у него две машины в Москве и две в Австрии, не считая «виллиса»).

14 ноября я пришёл к генералу и доложил, что свободен и могу ехать на все четыре стороны. Сын у него болел, но, выполняя своё слово, генерал сказал, что я могу отправляться, машину он пришлёт.

В Чехословакию мы собрались ехать с приятелем, который также демобилизован. Лежим в дивизионе на койках и ждём, проходят сутки – генеральской машины нет, проходят вторые – нет. Я предлагаю Сергею ехать на Будапешт и далее домой, принимаем такое решение и ложимся спать. В два часа ночи дежурный по дивизиону меня будит и зовёт к телефону. Звонит адъютант генерала, подполковник, и говорит, что машина двое суток стоит полностью заправленная, и что ему от генерала сильно попало за то, что мы не уезжаем. Я отвечаю, что машину мы не видели; подполковник обещает, что через 30 минут он её пригонит нам, а дальше мы можем распоряжаться ею, как хотим.

В три часа ночи машина уже была у нас, а утром мы с Сергеем начали свое послевоенное турне. В последний раз посмотрели Вену и повернули на северо-запад, где на горизонте виднелись горы, за которыми была Чехословакия.

Первая неприятность с нами случилась на границе: войска из Чехословакии выведены и проезд разрешён только по пропускам начтыла и начштаба оккупационных войск. Я два часа доказывал, что едем на машине главнокомандующего и с его разрешения, – наконец с большим трудом пропустили.

Вторая неприятность произошла в первую же ночь в чешском городе Табор – у нас возле хорошей гостиницы выкачали весь бензин из бака машины. Остался только в двух запасных канистрах, но до Праги хватит.