Нуан пришёл поздно ночью. Мы спали. Нуан очень тихо постучал, почти поскрёбся в дверь. Я даже не проснулся, но Тася встала и открыла. Нуан говорил только с ней и по-французски. Когда я открыл глаза, моя медсестра была уже одета.

– Куда ты? – спросил я.

– В поселке рожает женщина. Надо помочь. Они узнали, что я медработник.

– Я с тобой!

– Нет, этого делать нельзя.

Тася вернулась под утро радостная, довольная, что-то мурлыча.

– Всё прошло удачно. Мальчик – крепкий, красивый. Родился в рубашке.

– Что значит в рубашке?

– Да зачем тебе? Значит – околоплодный пузырь не разорвался. Вот и всё.

– Это хорошо?

– Нормально. Проколола пузырь. А я ещё и заработала, – и она, что-то положив на торшерный столик, ушла в душ.

Освещённая мягким светом, на столике лежала десятидолларовая купюра. Малиновый банковский штампик и цифры 97, написанные шариковой ручкой, были очень знакомы.

Первая часть этой книги обязана своим появлением на свет Фёдору Григорьевичу Сухову – нашему замечательному поэту-земляку. Лауреат Государственной премии, он в 70–80-е годы являлся для всей Советской Литературы непререкаемым авторитетом, патриархом.

Мне повезло, что в те годы я часто общался с Фёдором Григорьевичем, для меня он был и другом, и наставником.

Будучи по своему мировоззрению интуитивным пацифистом, он, ознакомившись с фронтовыми письмами моего отца, сказал, что из этих писем, воспоминаний и рассказов отца надо сделать повесть: «Это твой долг!»

Книга была мной написана и одобрена Суховым, после чего её опубликовали в 1988 году в издательстве «Молодая гвардия» тиражом 75 000 экземпляров. По идеологическим и каким-то другим причинам повесть сократили более чем в два раза, и поэтому я, как автор, несмотря на полученный гонорар, остался недоволен.

Помня завет Фёдора Григорьевича Сухова, одного из бойцов Великой Отечественной войны, которых с нами через столько лет после Победы осталось совсем мало, я публикую свою повесть в ее первоначальном виде.

Время всё дальше и дальше отодвигает события Великой Отечественной войны, но, отодвигаясь, эти события становятся ещё более удивительными, достойными всенародного поклонения, трепетного приобщения. Воистину – большое видится на расстоянии.

Предлагаемые читателям письма, конечно, не предназначались для широкого обозрения, они адресованы родным, близким людям, это – интимные письма. Их автор только по настоянию молодых решился (через 30 с лишним лет!) на расширение узкого круга сопричастности к давней палитре своей души, своего сердца.

Алексей Алексеевич Рябов, как и многие его сверстники, в первые дни войны подал заявление о скорейшем зачислении в ряды советских Вооружённых сил. Скоро он был призван и зачислен в состав 391-й стрелковой дивизии в её 951-й артполк. Оборонял Москву. В 1942 году был на Калининском фронте, потом – Прибалтийский, 1-й Украинский фронт. Перечисление фронтов вряд ли что может сказать о человеке, о его личном участии в разгроме немецко-фашистской армии. И тут-то невольно обращаешься к письмам, и они, эти письма, перестают быть интимными, они становятся документами, своеобразной летописью окопной жизни.

За последние годы почти все наши видные военачальники – командиры дивизий, армий, фронтов, партизанских отрядов выступили со своими воспоминаниями, мемуарами. Эти воспоминания составили целую библиотеку, которая привлекает большое количество читающей публики. К сожалению, наш читатель имеет меньше возможностей познакомиться с записками рядовых, непосредственных участников войны, тех участников, которые поднимались в атаку, которые отбивали атаки, которые вынесли на своих плечах всю тяжесть фронтовой страды.

Поэтому предлагаемые письма мне кажутся уникальными, достойными издания, думаю, что наши издательства не оставят без внимания эти глубоко волнующие, имеющие большую этическую и познавательную ценность документы окопной души, окопного сердца.

Фёдор Сухов, ст. лейтенант запаса,

бывший к-р взвода противотанковых ружей

и противотанковых пушек