– Баб, ну ты чего, а?

Она улыбнулась и погладила его по руке.

– Так сам посуди, сколько мы с ним годков прожили. Зовет, не может без меня. Не думает, старый пень, что я тебя одного бросаю.

– Баб!

В горле пискнуло, Юрка испуганно замолчал.

– Ты меня не жалей, – сказала бабушка. – Мне-то что. Я с дедом твоим встречусь, с Дашенькой. Вот тебе трудно будет. – Перевела дыхание, попросила: – Ну-ка, наклонись.

Он послушался. Бабушка коснулась губами щек и лба.

– Все, иди. Ивановну мне покличь.

Юрка мотнул головой.

– Иди, внучек, иди, родной. Так надо.

Сколько раз ослушивался ее, но сейчас не посмел.

Вышел за дверь. Марья Ивановна вздохнула жалостливо:

– И-ех, сынку, не пожалела вас злодейка.

«Какая злодейка?» – хотел спросить Юрка. Не успел – старушка ушла.

Снова сидел на кухне, но уже не трогал чайник. Скорчился на табурете, обхватил руками живот. Мутило. Пересохло в горле. Можно было дотянуться до бабушкиной чашки с недопитым чаем, но Юрка не шевелился. Только иногда поворачивал голову и смотрел на ходики.

Уже светало, когда дверь в спальню отворилась. Соседка перекрестилась на пустой угол и сказала:

– Преставилась раба божия Маргарита.

Стол подпрыгнул и ударил Юрку в лицо. Зазвенела разбитая чашка.

… – Эй, спишь?! Чего закуклился? – окликнул Дан. – Подъезжаем.

Юрка приподнялся на локте. На горизонте виднелся город, дорогу перед ним перекрывала застава. Бреславль. Где-то там был Зеленцов. Может, с аппетитом обедал. Может, заключал сделку и пересчитывал аванс. Или шел по улице, радуясь солнечному дню. Он был там. Виктор Зеленцов, из-за которого погибла мама.

– Спасибо, дружище, мы здесь сойдем, – сказал вейн, и возница остановил лошадь.

Пешком так пешком, даже лучше.

Дорога раздваивалась – одна вела к городу напрямик, другая делала петлю, забегая и спускаясь с холма. На полпути к воротам они снова сливались.

– Нам туда, – показал Дан на холм.

Юрка сощурился, пытаясь разглядеть, что там, на макушке. Увидел только резные столбики, вбитые с широкими промежутками.

Запах табака с ромовой отдушкой он почувствовал за десяток шагов.

– Узел.

– Он самый. Общий. Здесь десятка четыре входов-выходов, а может, и больше.

Трава подступила к редкой ограде и нахально лезла на утоптанную площадку. Пахло все сильнее. Казалось, вот-вот гулко закашляет дед. Юрка положил руку на обтесанное дерево и почувствовал зуд в ладони.

– Так он… работает?

– Нет. Но скоро начнет. Чуешь?

Юрка дернул плечом.

– А почему его не охраняют?

– Зачем? Во-первых, межсезонье. Во-вторых, кому надо – пойдут в город, а там на воротах стража.

– А кому, наоборот, в город как раз не надо?

– До тех городу нет дела. Кстати, внутри, за стеной, узлов еще больше. Вейнов ловить – дело тухлое.

Дан прошел между столбиками, шумно принюхался.

– Ну, давай, – скомандовал он.

– Чего?

Вейн демонстративно возвел глаза к небу:

– Пресветлая Иша, ты же милосердная, так за что меня караешь бестолочью? Ориентиры бери.

Юрка встал на середину вытоптанной плеши. Дан смотрел ему в спину, и это сбивало. Так, запах табака с ромом. Степь, петля дороги, застава… Картинка вдруг стала очень четкой, словно в бинокле навели резкость, и по глазам ударило вспышкой.

– Готово.

Сморгнул выступившие слезы. Медленно затухли багровые круги.

– Самородок! – то ли похвалил, то обругал Дан. – Пошли.

С каждым шагом дорога становилась короче. Город приближался. Виднелись черепичные крыши, поднимался узкий шпиль колокольни. Юрка поправил на плече сумку и вытер о джинсы вспотевшие ладони. Все получилось: дошел, успел. Осталось только найти.

Ворота были распахнуты. Правую створку примотали веревкой к стене, левую подперли сухим пнем с обрубленными корнями. На пне сидел стражник и с любопытством смотрел на путников.

– Откуда?

Встать он поленился, пододвинул ногой деревянный сундучок. Дан опустил в прорезь на крышке медные монеты.

– Из Гусинок.

Стражник сощурился на связку амулетов.

– Ой ли? Ну ладно, проходи.

И Юрка прошел. В Бреславль.

– Эй, вейн! – заорали от ворот. – А узлы-то когда?

Дан бросил через плечо:

– Когда межсезонье закончится.

Юрка обвел взглядом маленькую площадь, заплеванную у ворот шелухой от семечек. Справа тянулся забор из жердей, за ним виднелись телеги. Слева стоял двухэтажный дом на высоком фундаменте. Окна понизу были забраны решетками. На крыльце сидел полуметровый бронзовый хомяк с набитыми защечными мешками и держал в лапах весы.

– Символ Бреславля, – пояснил Дан.

Дорога, перевалив через площадь, превращалась в улицу. Вейн выбрал тенистую сторону и быстро удалялся от ворот. Юрка, помедлив, догнал и пошел следом. Он боялся, что на чужака в странной одежде начнут обращать внимание, но редко кто оглядывался на футболку с монстром. Дан с его связкой амулетов интересовал больше. Двое парней и вовсе остановились, один сказал другому:

– А что, разве уже?

Вейн насмешливо осклабился:

– Вот так и рождаются нездоровые сенсации!

Фраза показалась Юрке знакомой, но он тут же забыл о ней, растерянно глядя по сторонам. Город оказался совсем не таким, каким его себе представлял.

Улица, засыпанная щебнем, привела к добротным амбарам, потом обогнула базар, странно пустой, и вышла в жилые кварталы. Потянулся чистенький мощеный проспект. По обе стороны теснились двух– и трехэтажные каменные дома под черепичными крышами. Крылечки прикрывали резные навесы, выкрашенные в белый или голубой, по опорным столбам поднимались молодые вьюнки. На дверях поблескивали пластинки с именами жильцов. Попадались магазины, заманивая разукрашенными витринами. Иногда дома расступались, давая место небольшим паркам за ажурными оградами. Между деревьями мелькали женщины в шляпках, дети, джентльмены с собаками. У обочины стояли пролетки, сияя на солнце блестящими спицами. Возницы скользили по Дану с Юркой равнодушными взглядами, видно, не признавая за денежных клиентов. Посреди перекрестка шумел фонтан – бронзовый хомяк выплевывал в небо серебристую струю. В чаше плескались двое мальков возраста Ичина. Стукнула дверь, поплыл запах горячего хлеба. Из булочной вышла девушка с корзинкой в руке.