И тем не менее Аренсбург полнился народом, и не только местным. После того как русский царь Иван Васильевич короновал принца Магнуса Датского, в Аренсбург хлынули авантюристы всех национальностей и мастей. Прежний строгий порядок, заведенный тевтонами, рухнул, и на его обломках пышным цветом расцвели всевозможные пороки. А уж сколько таверн в Аренсбурге открыли — не перечесть! Это было самым доходным делом.

Таверна «Львиная яма» полнилась прощелыгами. В это место порядочные граждане и носа не казали. Ее держал некий Якоб Флит (точнее, Якоб ван дер Флит), больше известный под прозвищем Бешеный Якоб. Поговаривали, что часть своей бурной жизни он посвятил разбойному промыслу, но точно доказать его пиратство никто не мог. А спросить напрямую боялись — хозяин от таких вопросов свирепел и запросто мог пришибить любопытного глупца.

Название сложилось само по себе. Раньше таверна называлась как-то иначе, но теперь уже никто не помнил, как именно. Заведение находилось неподалеку от башни «Длинный Герман», которую горожане называли «Тюремной». По легенде, примерно триста лет назад суд Аренсбурга заседал в дормитории — просторном спальном помещении, находившемся рядом с башней. Смертные приговоры приводили в исполнение тут же и в довольно своеобразной форме. В стене зала суда открывалась дверь шахты, на дне которой держали голодных львов, и приговоренного к смерти сбрасывали на съедение животным, которые приводили приговор в исполнение немедленно.

Подземелье под башней «Длинный Герман» и было «Львиной ямой». В шахте и впрямь нашел свой конец епископ Хенрик III, убитый во время ссоры с членами капитула в 1381 году. Теперь в подвале башни держали жуликов и воров. А сомнительную славу называться также «Львиной ямой» получила весьма подозрительная с точки зрения аренсбургских властей таверна Якоба ван дер Флита.

* * *

Карстен Роде неторопливо прихлебывал весьма недурное пиво и сосредоточенно размышлял, с любопыством поглядывая на посетителей «Львиной ямы». Дело с покупкой судна он сладил быстро. Это был старый пинк водоизмещением в сорок тонн. Капер мудро рассудил, что такая дряхлая посудина потребуется ему лишь для одного боя. А дальше уж как повернется Госпожа Удача — или пан, или пропал. Если победа будет на его стороне, то у него появится новый, более добротный и уже военный корабль.

Нужно сказать, в вопросе приобретения судна Голштинец провел даже пронырливого Стахея Иванова, своего главного «казначея». У подьячего было строгое указание самого Малюты Скуратова следить за расходами «морского атамана» на оборудование небольшого флота и бережно распоряжаться государевыми деньгами. Карстен Роде быстро сговорился с одним из военачальников герцога Магнуса, и тот за вполне умеренную мзду поднял цену на пинк почти вдвое против той, какую запрашивал владелец судна, — разорившийся купец. Так что теперь Голштинец был при деньгах и уже подумывал, кому из датских негоциантов пристроить их в рост.

Пинк он вооружил тремя литыми чугунными пушками, десятью меньшими орудиями — барсами, восемью пищалями и двумя боевыми кирками для пролома бортов. Все это добро было взято из арсеналов крепости Аренсбург за полцены; обнищавшие подданные герцога-королька готовы были душу заложить дьяволу на выгодных для себя лично условиях. Этойсделкой Карстен Роде продемонстрировал Стахею Иванову, который хорошо разбирался в ценах на оружие, как он печется о выгоде царя московитов. Голштинец не положил в свой карман ни шеляга, тем самым совершенно успокоив чересчур придирчивого и подозрительного подьячего.

Название пинку неожиданно придумал боцман. Как-то в хорошем подпитии он скептически заметил, оглядывая приобретение:

— Не представляю, как эта старая медлительная корова может превратиться в хитрого пронырливого лиса. Пару ядер в борт, и пинк рассыплется как рассохшаяся бочка, с которой сняли обручи.

— А это идея! — радостно воскликнул Голштинец, в этот момент ломавший голову над именем судна. — Ведь как корабль назовешь, таким он и будет. «Рыжий лис»! Как тебе имячко?

— Не смеши камбалу на горячем противне! — фыркнул Клаус Тоде. — Она и так смешная. Ты бы еще назвал это корыто «Гончей».

Но Карстен Роде в каком-то провидческом наитии уже отдавал приказание сделать соответствующую надпись на борту судна. Оно и впрямь порыжело и заржавело от старости. И его капитану нужно было проявить поистине лисью хитрость, чтобы победить более сильного противника. А Голштинец очень надеялся добыть себе настоящий флагманский корабль новой постройки и с большим количеством пушек на борту.

Остальных два пинка строились на верфях острова Борнхольм, принадлежащего датской короне. По настоятельной просьбе Стахея Иванова их назвали «Царица Анастасия» и «Варяжское море». Похоже, эти имена были подсказаны ему кем-то из высокородных московитов, чтобы угодить царю Ивану Васильевичу.

Постройкой кораблей распоряжался Ганс Дитрихсен. На одном из них ему предстояло занять капитанский мостик. Второе судно поступало под командование Клауса Тоде, доброго знакомого Карстена Роде еще со времен его прошлых каперских похождений. Тоде был отличным моряком, но его губила приверженность к спиртному.

Голштинец отыскал Клауса Тоде в порту на мешках с соленой рыбой в совершенно непотребном виде — корсар был пьян до изумления. Удивительно, как он вообще не замерз — дело было зимой. Но после того, как Тоде получил приглашение выйти в море в качестве капера, его словно подменили. Он перестал пить и с утра до вечера торчал на верфях, придирчиво осматривая каждый гвоздь, вбитый в палубу его будущего судна. На новые корабли были обещаны пушки от самого великого князя, а в придачу к ним и толковые пушкари-московиты.

Что касается Клауса Тоде, то старый морской волк съездил в отпуск к своей ненаглядной Фелиции, а по возвращении ударился во все тяжкие — не вылезал из таверн и пил запоем. «Доброжелатели» нашептали ему, будто бы Фелиция завела себе кавалера, и теперь боцмана одолевал бес ревности.

Оставался последний и, пожалуй, главный вопрос — подбор команды. Тут уж никак нельзя было пустить дело на самотек, тем более, поскупиться. Карстен Роде прекрасно отдавал себе отчет в том, что обещанное царем Иваном Васильевичем месячное жалование рядовым матросам в шесть гульденов — это курам на смех. Если дележ добычи не будет произведен «по справедливости», то капитана и офицеров разъяренные корсары просто вздернут на нок-рее. Каперская справедливость предполагала неукоснительное следование законам морского братства, в которых не было ни слова о каком-то там жаловании; оно полагалось лишь матросам военных флотов, но никак не рыцарям удачи.

Поэтому договоры с каждым будущим корсаром Карстен Роде заключал тайно, без присутствия подьячего. И условия в них были несколько иными, нежели те, что были согласованы с дьяками царя Ивана Васильевича.

Для своего судна Голштинец хотел набрать тридцать пять настоящих храбрецов; часть из них должна смыслить в морском деле и хорошо знать побережье Балтийского моря. Начало уже было положено — с ним согласились пойти знакомые ему поморы Ондрюшка и Недан. Серьезную воинскую науку они не проходили, зато море, которое было для них, образно говоря, повивальной бабкой, понимали на уровне интуиции.