Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Комитетчики засмолили цигарки; Ной отодвинулся от курильщиков к окну. Думал, мороковал: как и что?
Прислушался – трое комиссаров меж собою разговаривают по-латышски. Здоровенные, укладистые, белобрысые.
По тому, как приходили, рапортовали и тут же уходили комиссары, Ной догадался, что все они носятся по Петрограду из конца в конец, и не без урона, должно.
…Комитетчики были довольны: военный комиссар Совнаркома Подвойский, пригласив их к себе в кабинет, сообщил, что в ближайшие дни полк будет демобилизован. И от имени Совнаркома объявил благодарность за службу социалистической республике.
В разговоре выяснили, сколько казаков и из каких войск, куда и как долго кому ехать. Ной деловито и точно отвечал на все вопросы. Он мог с закрытыми глазами среди ночи рассказать о всех казаках: кто чем дышит, у кого какая рука, тяжелая или легкая, и кто во сне храпит.
– Ну а кони как? – вдруг спросил Сазонов.
Комиссар не понял:
– А что вас беспокоит?
– Мы ведь казаки, – ответил Сазонов. – Каждый явился по мобилизации на своем коне. И ежли демобилизуемся, то за коней военные власти деньгами должны выплачивать.
– А вы забыли: сожжены склады с фуражом и продовольствием? – вставил Свиридов. – И, кроме того, в Петрограде мрут ребятишки от голода. Так что кони пойдут на мясо.
– Ни к чему разговор, – отмахнулся Ной Лебедь. – Разве ты, Михаил Власович, свово Пегого не съел? Какого тебе еще коня надо?
– Эв-ва! – не сдавался Сазонов. – В бою с батальонщицами ханул мой Пегий. Ежлив бы я иво сам прирезал, тогда бы другой разговор. Тут ты, Ной Васильевич, как по войсковым нашим порядкам, не прав, скажу.
– Ну, завел, Сазонов! – укорил Павлов. – Хучь бы самим доехать домой в добром здравии, а то ишо с конями. Как бы ты, скажи, перетаскивал коня на пересадках из вагона в вагон?
– Да он бы Пегого привязал сзади поезда, – пояснил язвительный Крыслов. – А чаво? И литера на проезд не надо, ей-бо…
– Ну, будет, – оборвал разговор Ной.
В этот момент в кабинет вошел приземистый человек в суконных брюках, пиджак расстегнут, жилетка под пиджаком, черный галстук на белой рубашке, лбина в четверть, лысый и, как особо отметил Ной, рыжая, аккуратно подстриженная бородка.
Комитетчики не обратили внимания на вошедшего, занятые размышлениями о предстоящей дороге в отчие края. А Ной, напружинясь, вдруг сразу признал: это же сам Ленин! Он не раз видел его портрет в комнате комиссара Свиридова.
Подвойский подумал, что Владимир Ильич решил просто послушать комитетчиков, не называя себя, как это он делал ежедневно в Смольном, когда заходил в семьдесят пятую комнату, в столовую или разговаривал с солдатами в коридорах.
Но Ленин протянул руку сидящему рядом с Подвойским казаку:
– Давайте познакомимся. Ульянов Владимир Ильич. Председатель Совета народных комиссаров.
– Сазонов, – не без натуги вывернул казак. – Михаил Власович.
– Солдат?
– Числюсь – старший урядник, по войску, как округлили.
Ленин подал следующему руку, тот сразу ответил бойчее:
– Павлов, Яков Георгиевич.
Следующий:
– Вахмистр кавалерии Иван Тимофеевич Крыслов, Семипалатинского казачьего войска.
Ной, как и все члены комитета, поднялся и ответил твердо:
– Хорунжий Аленин-Лебедь, Ной Васильев, Енисейского войска Минусинского казачьего округа.
– Очень приятно. Бывал в ваших краях. – Ленин пригласил комитетчиков сесть и себе взял стул, подвинулся поближе.
– Товарищ военком, вы передали благодарность Совнаркома сводному Сибирскому полку за добросовестную службу?
– Передал, товарищ Ленин.
– Очень хорошо. – Ленин взглянул на рыжебородого Ноя: – Надо довести благодарность до каждого казака и солдата.
Ной моментом поднялся:
– Будет исполнено, товарищ председатель Совнаркома. Да только не достойны мы благодарности, как не удержали полк. Окончательно расшатали серые, то есть эсеры.
– Это нам известно, – ответил Ленин и спросил: – Есть ли у полкового комитета вопросы к Совнаркому республики?
Члены комитета, понятно, как в рот воды набрали.
Отдулся председатель:
– Один был вопрос – демобилизация. Разрешили только что с военным комиссаром. Других вопросов не имеем.
– Так-таки никаких вопросов? – прищурился Ленин и чуть наклонился в сторону председателя. – Ну а как вы разъедетесь? У вас же сводный полк. Ехать всем не в одно место.
– Само собой. Всяк в свой край поедет.
Ленин обратился к военному комиссару:
– Надо, товарищ Подвойский, организовать отъезд казаков и солдат. Сейчас тяжелое положение на транспорте. Есть еще имущество полка, вооружение, кроме личного оружия. Сколько потребуется времени, чтобы полностью демобилизовать полк?
Подвойский доложил:
– За пять дней управимся.
Ленин спросил у Сазонова:
– Давно на фронте, Михаил Власович?
Сазонов подскочил, будто ему пружина ударила из сиденья мягкого стула.
– Как с мобилизации, значит, с августа тысяча девятьсот четырнадцатого года.
– Из какого войска?
– Енисейского, как вот наш председатель. Станицы Атамановой.
– А! Большая станица?
– Как жа – раз Атаманова. Допреж в станице проживал сам атаман. Теперь не живет. Да и атамана нету. Так, барахло.
– Барахло? – насторожился Ленин. – В каком смысле барахло, Михаил Власович?
Сазонов оглянулся на Ноя и не знал, что ему делать. Эко проговорился! И ведь никто за язык не тащил – сам брякнул. И со стороны председателя комитета – никакой подсказки.
– Так кто же у вас теперь атаманом? – допытывался Ленин.
– Да вот прописывали мне: объявился атаман от серой партии, сотник и по фамилии Сотников. Дык я иво хорошо знаю: на позиции ишшо в пятнадцатом году вилял и так и эдак, покель в тыл не умелся, как по нездоровью. А здоровый! Хитрость все. А при Временном там, в Красноярске, атаманом войска стал. Теперь замутил воду и казаков втянул в мятеж – не признали новую власть. Как и што там произойдет в дальнейшем – того сказать не могу. Вот и сказал: барахло, не атаман.
Ленин оживился:
– Совершенно верно, Михаил Власович: барахло. К сожалению, такого барахла, как названный вами сотник, всплывает сейчас немало, и сами казаки должны тщательно присматриваться ко всем самозваным атаманам. Время очень тревожное.
– Куды тревожнее! – кивнул Сазонов. Повеселел старший урядник, как будто гора с плеч свалилась. Ленин-то экий уважительный, а? И по имени-отчеству называет, и разговаривает запросто, а не как генерал или тот Дальчевский со злым сверканием в глазах. Ведь чего только не говорили серые про Ленина!