и Оле стояли. Попытались с места двинуться. Это было трудно — ноги и тело дрожали, не слушались.

Серые губы инвалида открылись.

Выполз шёпот хриплый из губ его:

— Ма… ша… не гори…

Олень серебристо-серый, с рогами ветвистыми, нёсся тяжело по снегу, наст пластовой круша. Хррато и Плабюх на конях своих вороных, усталости не знающих, преследовали его. Плабюх стала слева обходить оленя, на брата его выгоняя:

— Айя-а!!

Метнулся вправо олень.

Натянул Хррато тетиву живородящую.

— Ромм!

Стрела со свистом оленю в бок впилась. И словно силы ему добавила: кинулся он что есть мочи напрямки, ломанулся через кустарник, снег с рябинок, багульника да волчьего лыка на себя осыпая.

Всадники леопардовые на конях вороных за ним метнулись.

— След всё занёс, занёс след… — Аля ходила между стволов пихтовых, ища вчерашние следы, по которым шли. — Нет, нет!

Она руками всплеснула.

— Нет!

— Ад ноупле… нет хрипонь. — Согревшийся немного от движений собственных Оле ходил, прихрамывая, рядом с сестрой.

Вокруг блестел равнодушно снег.

— Надобно найти. — Инвалид сидел возле головешек, за ночь обледеневших.

Он мял руками культи ног своих, спрятанные в укороченные, кожей подшитые ватные штанины, приводя их в чувство. Борода его заиндевелая тряслась.

— Нет след! Нет след! — сокрушённо головой Аля качала. — Как идёт? Куда? Как мы доходи?!

— Замело ад ноупле вовгрэ… — Оле бормотал. — Никаких… ничего мормораш…

Бормотал инвалид:

— Плохо… следов нет…

Обхватил себя за плечи:

— Бьёт меня… орбоб… озноб… не дотащите вы меня… не смогу я…

— Куд идте? — Аля ходила по снегу, по сторонам оглядываясь.

Лес красивый, равнодушный стоял вокруг.

— Ад ноупле… ад ноупле…

Оле к дереву подошёл, стал мочиться. Закончив, к сестре вернулся:

— Есть хочу.

— Нет есть! — сестра вскрикнула. — Нет дороге! Нет тепло!

— Тепло… холод… бьёт с ночи… колотит… — старик бормотал.

— Ад ноупле идти вовгрэ надо.

— Куд? Куд??

Заплакала Аля, бессильно на колени в снег упала.

— Без меня… идите… я тяжёлый… руки трясутся с ночи… — старик бормотал. — Смерть рядом… снежок-то… дружок-то… снег снегу глаз не выклюет…

И рассмеялся, трясясь.

— Куд? Куд?? — Аля плакала.

— Поездов не слыхать ад ноупле хрипонь…

Брат присел рядом с сестрой, обнял её.

— Снег снегу глаз не выклюет… погоди… глаз… глаз…

Он вспомнил что-то важное и поднял руку трясущуюся:

— Глаз! Говорый… розовый! Розовый глаз!

Аля плакала, Оле обнимал её.

Инвалид зашевелился:

— Слушайте! Помощь! Великая! Надобно просить… надобно подносить… подарок… мокровище… сокровище… дар!

Оле глянул на старика:

— Ад ноупле отморозило морморош мозги ему…

— Слушать! Сюда!! — выкрикнул старик изо всей мочи.

Аля и Оле уставились на него.

— Хотите плыть… выть… то есть жить?! Жить?!

Близнецы молчали.

— Вам помогут, — произнёс старик грозно и серьёзно.

И понял вверх палец.

— Мне так он помог. И вам поможет. И нам поможет!

Близнецы смотрели на этого странного грузного старика с заиндевевшей бородой и золотым разбитым пенсне на большом синем носу. Солнце блестело в единственном треснутом стёклышке этого пенсне.

— Надо делать, чтобы по-мо-гли!! — закричал старик протяжно.

Эхо от его голоса наполнило утренний зимний лес.

— Иди сюда! — приказал он Оле, махнув рукой властно.

Тот подошёл к старику.

— У тебя есть с собой что-то боровое… что-то дорогое?

— Ад ноупле нет денег.

— Что-нибудь? Ну, пошарь в карманах!

Оле послушно в карманах пошарил, умницу достал.

— Ад ноупле, сдохла.

— Сдохла? Это не дорогое! Это не дар! Что ещё есть? А у тебя что есть?

Аля подошла, слёзы вытирая:

— Ничег.

— Ничег! И у меня ничег! Нет! Врёшь! Чег! Чег!!

Он снял пенсне со своего носа.

— Золото!

И помахал пенсне победно:

— Есть дар!

Близнецы смотрели на него как на сумасшедшего.

— Теперь надо круг, круг сделать… нет, погоди! Равное… славное… главное забыл: кровь! Кровь белой вороны! У нас же её нет! Тогда была! А сейчас — нет! Не-е-е-ет!!

Старик закричал со злой обидой, махая пенсне.

— Кровь белой вороны! Кровь белой вороны… ммм… — застонал он и с горечью бородой затряс. — Кровь белой вороны… нет… её… ах ты.

— Белый ворона? — спросила Аля и вдруг рассмеялась, слёзы вытирая. — Я — белы ворона!

Старик непонимающе-скорбно на неё глянул.

— Я! Белы ворона! Белы ворона! — Аля расхохоталась и снова рухнула на колени. — О, белы ворона! Белы ворона! Они говорят! Белы ворона, в туалето сходи, умойсь!

— Что… она это? — недовольно старик на Оле глянул.

— Ад ноупле в школе дразнили корборан. Идиоты.

— Белой вороной?

— Да, тормез тристэ. Так и звали Альку ад хрипонь: белая ворона, ад ноупле, иди сюда. Я за неё норморош дрался сливхэ.

— Ты — белая ворона?! — старик вскрикнул.

— Я белы ворона… белы ворона. — Аля смеялась, раскачиваясь. — А-ха-ха! Белы ворона! Забыл я, забыл!

Старик по карманам пошарил, но ничего не нашёл:

— Чёрт… всё порастерял, старый дурак… у вас есть что-то дострое… мострое? Острое?! Нож, булавка? Гвоздь? Иголка? Острое?!

Близнецы зашарили по карманам.

— Ад ноупле нет.

— Нето.

— Нето-нето! — передразнил он Алю и глянул вокруг.

Снял с носа своё пенсне и быстрым движением выломал из него осколок стекла.

— Вблизи и без пенсне вижу!

Сжав осколок стекла в пальцах правой руки, левой из кармана ватника скомканный носовой платок вытащил и Але скомандовал:

— Иди сюда!

Аля подошла.

— Хочешь выжить? Хочешь выйти отсюда?

— Да, хоче. И Оле хоче.

— Тогда делайте, что скажу. И не спорь! Давай руку, Белая Ворона!

Аля руку ему протянула. Он схватил её, повернул к себе ладонью и полоснул по ладони стекла осколком.

— Ай! — Аля вскрикнула.

— Терпи! — старик прикрикнул.

— Ад ноупле… — начал было Оле, но инвалид прикрикнул на него:

— Молчи!

Из пореза на ладони кровь закапала. Инвалид платок подставил и держал его под раной, пока половина платка не окровянилась.

Потом отпустил:

— Перевяжи ей руку чем-нибудь. Только быстро!

Оле снял с шеи замызганный шарф и перевязал сестре руку.

— Теперь, парень, ступай во-он туда, где поляна. И протопчи круг. Во всю коряну, поляну! Только — ровно! Ровный круг! Живо!!

— Как ад ноупле?

— Ногами! Круг! Ровный!! — старик орал, бородой тряся.

— Ну ад ноупле. — Оле нехотя пошёл на поляну, хромая, по снегу ступая.

— А зачемо? Зачемо эт? — морщилась Аля, рану потуже шарфом перетягивая.

— Затем! — сурово инвалид произнёс.

Оле круг на поляне протоптал.

— Отлично! Теперь впиши в него медувольник… нет, треугольник! Равные стороны! Равные!! Токмо равные!!

Как сомнамбула, стал Оле равносторонний треугольник в круге протаптывать.

Протоптал.

— Стой там! А мы с тобой — пошли туда!

Передвигаясь на культях, одной рукой о снег опираясь, а другой пенсне и платок окровавленный бережно на весу держа, старик к кругу двинулся. Аля — за ним. Войдя в