который приводит в ответ традиционные возражения и объяснения. Главный вопрос, который они решают: почему злые и неправые торжествуют, а праведные терпят неудачи и страдают? На вопрос о том, почему злые и неправые торжествуют, а праведные терпят неудачи и страдают, Друг отвечает: «Ты ведь [стоишь на земле], (а) замыслы бога далече». Это связано с тем, что «как средина небес, сердце бога далеко, / Познать его трудно, не поймут (его) люди». В отличие от библейского Иова Страдалец сетует не столько на болезни, сколько на социальные проблемы. Его Друг утверждает традиционную точку зрения, что грешники будут наказаны а праведники получат награду ещё в земной жизни:

59. Взгляни на [красавца] – онагра в [долине], —

60. Строптивца, (что) нивы топтал, стрела опрокинет.

61. Приди, увидь губителя стад, льва, о котором ты вспомнил, —

62. За преступленья, что лев совершил, ему уготована яма.

63. Пышного богача, что имущество (в кучи) сгребает,

64. Царь на костре сожжет до сужденного (ему) срока.

65. Путями, (что) эти идут, пойти (и) ты желаешь?

66. (Лучше) ищи неизменной благосклонности бога!..

235. Что до плута, – завидовал ты его процветанью, —

236. Прыть (?) его ног исчезнет скоро!

237. Без бога мошенник владеет богатством, —

238. Оружье убийцы его настигнет!

239. Что твой успех, если божьей воли не ищешь?

240. У влачащего божье ярмо – достаток скромный, (но) верный.

241. Найди благое дыханье бога, —

242. И что за год утратил – восстановишь тотчас».

И все же Страдалец видит, что проблема шире и несправедливость в мире становится повсеместной:

70. «Дорогой успеха идут те, кто не ищут б[ога],

71. Ослабли и захирели молившиеся бо[гине]…

243. Вгляделся в мир, – дела (обстоят) по-другому:

244. Демону бог не закрыл дороги».

Причиной этого объявляется воля бога, который «не закрыл дороги» демону, именно боги создали людей несправедливыми и лживыми:

276. «Царь богов Нарру, человеков создавший,

277. Зулуммар великий, добывший их глину,

278. Царица, лепившая их, владычица Мама,

279. Кривую речь человечеству дали,

280. Наделили его навсегда неправедностью и ложью».

Но почему боги так сделали, человек познать не может, и должен смириться с этим – воля богов непостижима для простых смертных: 256. «Как средина небес, сердце бога далеко, / 257. Познать его трудно, не поймут (его) люди».

Проблеме страдания невинных посвящены также несколько шумерских и аккадских поэм II тысячелетия до н. э., но наиболее полно она раскрывается именно в данном произведении. «Вавилонская теодицея» пользовалась большой популярностью на протяжении почти тысячи лет: самые поздние списки ее относятся к III–I вв. до н. э.; известен также древний филологический комментарий к поэме. Надо отметить, что в «Вавилонской теодицее» присутствует все же достаточно «необычный для шумеро-вавилонской литературы премудрости интерес к общественным проблемам».

Проблемы зла и в связи с этим теодицеи занимают важное место в сочинениях как восточных, так и западных Отцов Церкви – Св. Афанасия Великого, Василия Великого, Григория Нисского, Августина. Не случайно книга Иова была любимой книгой Августина, который написал «Заметки на книгу Иова».

Некоторые исследователи, на мой взгляд, совершенно справедливо датируют возникновение проблемы теодицеи как таковой временем складывания классового общества, считая, что политеистическая ситуация доклассовых времен воспроизводила полиэтническую обстановку и наличие различных богов позволяло в зависимости от интересов и ситуации использовать тех или иных их в качестве «добрых», которые помогали бороться с происками «злых» высших сил. Для политеизма в целом проблема теодицеи действительно не имела смысла и потому, что боги не являлись существами, благими по природе в принципе, и один и тот же бог мог быть причиной как добра, так и зла. Это были изменчивые боги в неизменном мире.

Необходимость «богооправдания» возникает с выходом истории на стадию цивилизационного развития. С точки зрения последователей религии и многих современных философов, «в собственном смысле этого слова проблема теодицеи конституируется в религиях теистического типа, ибо, поскольку в семантическом пространстве теистического вероучения Бог осмысливается как Абсолют, постольку он оказывается референтно последней инстанцией, несущей всю полноту ответственности за свое творение». Все же, думается, большое значение имеет возникновение государства, которое не только помогает «угнетающим классам держать в повиновении угнетенных», но и заботится о том, чтобы «классы с противоречивыми экономическими интересами не пожрали друг друга и общество в бесплодной борьбе».

Тезис об «эксплуатации» в истории в российской публицистике и даже научной литературе в последнее время неоднократно критиковался и даже высмеивался, а между тем он, видимо, вполне применим и особенно к ранним стадиям развития той или иной экономики. Земледелие, например, на протяжении множества столетий не требовало каких-либо изощренных технических приспособлений и использовало, прежде всего, мускульную силу животных и людей. Ничего удивительного нет в том, что и животные, и люди эксплуатировались почти одинаково, и в обоих случаях активно преобладало внеэкономическое принуждение. Естественно, что по мере усложнения агротехнических работ необходимость в нем снижается, однако, скажем, в период раннего нового времени, на стадии становления капиталистического производства, когда его формы были еще весьма неразвиты, насилие над человеком (эксплуатация) использовалось тоже весьма активно. Нужно учитывать также и то, что есть определенное различие в интересах непосредственных производителей (крестьян) и тех, кто, используя результаты их труда, произведенные ими продукты и товары, занимался их распределением в рамках обширной территории (государства). «Угнетенные» работают в рамках локальной экономики, преследуя свои собственные и достаточно узкие интересы. «Низы» «привязаны» к земле. Государство же подчиняет их деятельность более широким интересам, регулирует в той или иной мере темпы и объем работы, принуждает, что не может не повлиять на складывание между этими двумя секторами (производство / распределение) проблемных отношений. Мне трудно здесь согласиться с Ф. Энгельсом, что речь идет об «обществе, расколовшемся на непримиримые противоположности, избавиться от которых оно бессильно», но вряд ли разумно отрицать наличие серьезных социальных коллизий и даже противоречий, возникающих в этом случае. Понятно, что рецепты родовой экономики и ее социальные нормативы или идеологемы здесь бессильны и неудивительно, что религия наряду с государственной властью и возникающими новыми традициями возьмет на себя решение и этой проблемы. Просветители увидели в проблеме, прежде всего, этическую составляющую, но К. Маркс и особенно Ф. Энгельс, на мой взгляд, справедливо сделали акцент на социальном аспекте. Слово «эксплуатация» носило у них оценочный характер, и применяли его они практически ко всем сторонам социальной жизни, ибо отрицали общество неравенства в принципе, считая его возникновение лишь результатом узурпации со стороны отдельных людей или народов.

Да, эту проблему они решали во многом на материале раннего