Помощник шерифа отвез меня в полицейский участок. Видимо, взлом и проникновение были более серьезными преступлениями, чем побег из дома. Я надеялась, что он посадит меня в ту же камеру, где держали отца, чтобы я поняла, что он чувствовал, но нет, помощник велел мне сесть на деревянную лавку в холле и ждать, пока он позвонит моим дедушке и бабушке. Когда они приехали, он прочитал им длинную лекцию о том, как мне здорово повезло, что владельцы лесного домика не собираются подавать в суд, но могли бы, и тогда у меня начались бы реальные проблемы. Он сказал, что мне нужно научиться подчиняться законам и уважать чужую собственность, чтобы это больше никогда не повторилось. Я не обижалась на него. Он просто выполнял свою работу. Но когда он начал разглагольствовать о том, что я должна подумать о последствиях своего безрассудного поведения, и спросил, не хочу ли я угодить в тюрьму, как мой отец, я даже порадовалась, что он – не мой парень. Еще я решила, что при первом же удобном случае вломлюсь в чей-нибудь дом ему назло. Может, даже в его собственный.

После этого случая дед заставил меня работать в своей лавке – полный день. До этого я приходила туда три раза в неделю. Дедушка и бабушка владели магазинчиком, в котором продавали рыболовную наживку и велосипеды. Магазин располагался в старом здании на Мейн-стрит, между агентством недвижимости и аптекой, как мясо в сэндвиче. Велосипеды были выстроены перед магазином, чтобы люди замечали их, проходя мимо, а с задней стороны теснились бочки с приманками и холодильники, полные червей. Я часто думала, что дед продает водяных червей и велосипеды, потому что в обоих словах есть буква «в». Теперь я знаю, что очень многие лавки на Верхнем полуострове торгуют совершенно несовместимыми вещами, потому что очень трудно зарабатывать на жизнь, продавая что-то одно. И хоть я и зарабатываю только на вареньях и желе, но в основном потому, что бóльшую их часть я продаю через интернет.

Дед сказал, что раз я начала работать в полную смену, то должна платить за жилье и еду. После, если я захочу, смогу откладывать оставшиеся деньги и купить у него велосипед по себестоимости. Он продал все велосипеды и другие вещи, которые мне присылали задолго до этого, так что я была рада возможности заполучить новый.

Он нарисовал две колонки на листочке, озаглавленные «Оптом» и «В розницу», и вписал в них цифры, чтобы на примере показать, как работает розничный бизнес, что очень пригодилось мне, когда я начала заниматься своим. Я выбрала зеркально-синий горный велосипед марки «Швинн Фронтьер». Мне нравилось, что на этом велосипеде можно ездить и по дороге, и за ее пределами. Теперь я знаю, что дед мог закупать велосипеды подороже и получше, но на продаже велосипедов в Верхнем полуострове много не заработаешь, даже если их предлагать вместе с рыболовной наживкой.

Каждый раз, когда в магазин приходил покупатель, я уводила его подальше от той модели, которая мне приглянулась. Я не знала, что дедушка мог заказать еще один такой же, если этот вдруг купят. Понимаю, что после трех лет, проведенных в обществе, мне следовало лучше разбираться в коммерческой системе, но я бы посмотрела, как вы справились бы, если бы начали изучать все с нуля. Мне и сейчас многое бывает непонятно. Поэтому, когда какой-то школьник купил велосипед, на который я откладывала деньги, я решила, что все кончено. Я подкатила велосипед к грузовичку его родителей, бросила его на тротуаре, вместо того чтобы помочь погрузить его, хотя это входило в мои обязанности, и пошла куда глаза глядят. Я шла, не разбирая дороги, уверенная, что дедушка предал меня, отдав велосипед, на который я откладывала, и поэтому не собиралась возвращаться.

Дед нашел меня через несколько часов. К тому моменту уже совсем стемнело. Если бы на переднем сиденье не сидела еще и бабушка, я, наверное, не попалась бы. И, конечно, я почувствовала себя очень глупо после того, как мы во всем разобрались. Дедушка пообещал заказать еще один велосипед, точно такой же, как тот, который продали. Я и правда почувствовала себя идиоткой.

Я рассказываю эти истории не для того, чтобы кого-то разжалобить. Одному богу известно, как часто меня жалели. Я просто хочу, чтобы люди понимали, почему спустя столько лет я иногда чувствую необходимость начать все с начала. Порой человек думает, что хочет чего-то, но, получив желаемое, вдруг осознает, что это совсем не то, что ему нужно. Именно это и случилось со мной, когда я ушла с болота. Я думала, что у меня будет новая жизнь и я буду счастлива. Я была умной, юной, жаждала обнять весь мир и начать учиться. Вот только проблема была в том, что мир совсем не жаждал обнять меня в ответ. Если ты отпрыск похитителя ребенка, насильника и убийцы, это оставляет на тебе клеймо, которое очень трудно вывести. Не думайте, что я преувеличиваю, просто задайте себе вопрос: вы бы пригласили меня в свой дом, если бы знали, кто мой отец и что он сделал с моей матерью? Позволили бы мне дружить со своими детьми? Позволили бы мне нянчить своих детей? Даже если кто-то и скажет «да» в ответ на один из этих вопросов, я готова поспорить, перед этим он будет долго сомневаться.

К счастью, родители отца скончались через несколько месяцев после того, как мне исполнилось восемнадцать, и оставили мне дом, в котором вырос отец. Так как я уже была совершеннолетней, их адвокат решил передать мне собственность, ничего не сообщив матери или ее родителям. И, как только бумаги были готовы, я собрала чемодан, сказала всем, что переезжаю, но не сказала куда, изменила фамилию на Эрикссон, потому что всегда любила викингов и поняла, что это мой последний шанс стать одним из них. Я обрезала волосы и перекрасилась в блондинку. С дочерью Болотного Царя было покончено.

Дверь хижины открывается прямо в гостиную. Комната маленькая, футов десять на двенадцать, и потолок такой низкий, что я могла бы дотронуться до него, если бы встала на цыпочки. Входную дверь оставляю открытой. Я чувствую себя неуютно в замкнутых помещениях, провонявших сыростью и плесенью.

Телевизор включен, но звука нет. На экране комментатор беззвучно шевелит губами, сообщая последние новости о розыске отца. Над его левым плечом – маленький экранчик, на котором видно, как вертолет зависает над взбаламученной поверхностью маленького озера, где кружит патрульный катер. Внизу экрана бежит новостная лента: «Поиск продолжается», «ФБР прислало подкрепление», «Найдено тело заключенного?»

Я стою так неподвижно, как только могу, пытаясь уловить колебание занавесок, тихий вдох, любое смещение молекул, которое дало бы мне понять, что я не одна. Сквозь запах плесени и грибка пробивается аромат бекона, яиц, кофе и дыма от оружия, из которого совсем недавно стреляли, а также острый металлический запах свежей крови.

Я жду. Ни звука. Ни движения. Что бы ни случилось, это произошло задолго до моего приезда. Я жду еще немного, а затем пересекаю гостиную и останавливаюсь в дверном проеме, ведущем в кухню.

Между столом и плитой на боку лежит голый мужчина.

Кровь и мозги заливают пол.

Стивен.