Я двинулась дальше. При взгляде на стремительный поток бурой воды в лунках у меня закружилась голова. Во рту было кисло от страха. Я обернулась посмотреть, сколько уже прошла, а затем взглянула на отца, чтобы понять, как далеко еще идти, и вдруг поняла, что если брошусь бежать к безопасному берегу, то мне придется преодолеть одинаковое расстояние и в одном направлении, и в другом. Я хотела остановиться и весело помахать отцу, чтобы показать ему, какая я храбрая и бесстрашная. Но вместо этого я сорвалась с места и помчалась по льду с такой скоростью, на какую только способен человек в самодельных снегоступах. Отец протянул руку, помог мне вскарабкаться на берег и пробраться между деревьями. После я согнулась и уперлась руками в колени, чтобы отдышаться. Значение того, что я сейчас сделала, просто ошеломляло.

Я испугалась, но страх не помешал мне совершить этот поступок. Это был именно тот урок, который хотел преподать мне отец. Знание наполнило меня силой. Я широко раскинула руки, посмотрела в небо и поблагодарила Великий Дух за мудрость, которой он наградил моего отца.

Мы повернули на восток и двинулись вниз вдоль реки. Я была Эриком Рыжим или его сыном Лейфом Эрикссоном, впервые ступившим на берега Гренландии или Северной Америки. Каждое дерево здесь, каждый куст и камень были камнем, кустом и деревом, которых я никогда прежде не видела. Даже воздух казался другим. На нашем болотном берегу земля в основном представляла собой плоский луг, покрытый стоячей водой с редкими кочками. На этом берегу она была твердой, с белыми башнями сосен, такими большими, что даже два человека не смогли бы обхватить их руками. Деревьев в этом лесу хватило бы на тысячу хижин вроде нашей и на дрова, чтобы десять лет дарить тепло семьям, живущим в этих хижинах. Я задумалась о том, почему люди, которые построили нашу хижину, не обосновались здесь.

Пока я шла по снегу вслед за отцом, я думала о том, что смогу пройти так много миль. А потом поняла, что и правда смогу. Ничто не мешало мне отправиться, куда я захочу, потому что меня больше не сдерживала вода. Неудивительно, что болото казалось мне маленьким. Конечно, я также понимала: как бы далеко мы ни зашли, в какой-то момент мы должны будем вернуться обратно. Нам снова придется пересечь реку, и, если мы не рассчитаем время, к этому моменту уже стемнеет. Я не представляла, как мы справимся, если это случится, но решила пока об этом не думать. Отец однажды уже перевел меня через реку, значит, сможет еще раз. В тот момент имело значение только одно: то, что я наконец-то – наконец-то! – видела и чувствовала что-то совсем новое.

Река стала шире. Я услышала ее низкий гул вдали. Сначала звук был слабым, и я не была уверена, что он мне не чудится. Постепенно он становился все громче. Такой звук река издает весной, когда ломаются льдины, только сейчас до весны было далеко и реку крепко сковывал лед. Я хотела спросить, что это за шум, почему он становится громче, а течение – сильнее, но отец шел так быстро, что я едва поспевала за ним.

Мы подошли к тому месту, где над рекой тянулся толстый кабель, сплетенный из проволоки. С нашей стороны он был обмотан вокруг ствола дерева. Кабель весь оброс корой, так что он явно был здесь очень давно. Я представила себе точно такой же ствол и с другой стороны. В самом центре висел знак. За исключением слова «ОПАСНО», написанного большими красными буквами, все остальные слова были слишком мелкими, чтобы их прочитать. Я не поняла, зачем кому-то понадобилось рисковать и вешать знак в таком месте, где люди смогли бы прочитать его, только сидя в лодке. И в чем заключалась опасность?

Мы пошли дальше. Снег был скользким и влажным. Деревья покрывало нечто, напоминающее изморозь, но, когда я дернула за ветку, это не осыпалось, как бывает с изморозью.

А затем река вдруг исчезла. По-другому это не описать. У нас за спиной она лежала, раскинувшись широко, и бежала быстро. А впереди на сотни ярдов не было ничего, кроме неба. Река просто закончилась, как будто кто-то отрезал ее ножом. Исчезнувшая река, изморозь, которая не была изморозью, и непрекращающийся рев, похожий на раскаты грома, – я чувствовала себя так, словно выпала из реального мира и угодила в одну из отцовских сказок.

Он провел меня через просвет между деревьями к краю ледяной скалы. В течение одной ужасной секунды я думала, будто он хочет, чтобы я скрестила руки и спрыгнула вниз, как герои легенд об индейских воинах и девах, которые не могли обручиться. Но вместо этого он положил ладони мне на плечи и мягко развернул. Я ахнула. Не более чем в пятидесяти футах от того места, где мы стояли, река обрывалась с края скалы гигантской стеной бурой и золотой воды и безостановочно падала на камни внизу, туда, где куски льда размером с нашу хижину забили течение. Толстый слой льда покрывал деревья и камни. По бокам водопада лед превратился в мощные столбы, похожие на колонны из какого-то средневекового собора. И прямо напротив нас над вершиной водопада простирался деревянный настил. Лестница спускалась с него на холм и скрывалась среди деревьев. Я видела фотографии Ниагарского водопада в «Нэшнл географик», но все это выходило за рамки моего воображения. Я и подумать не могла, что на нашем болоте есть такое чудо, до которого меньше дня пути.

Долгое время мы просто стояли и смотрели на него. Дыхание тумана покрыло мои волосы, лицо и даже ресницы. Но вот отец похлопал меня по руке. Я не хотела уходить, но все же последовала за ним в заросли и села рядом с ним на поваленное бревно. Как и все в этом волшебном лесу, оно было огромным, раза в три больше любого другого бревна. Отец улыбнулся и с чувством взмахнул рукой.

– Что скажешь?

– Это чудесно.

Вот и все, что я могла сказать. Я надеялась, этого будет достаточно. Этот шум, брызги, падающая вниз вода – у меня не было слов, чтобы описать весь масштаб того, что я чувствовала и о чем думала.

– И это все наше, Банджии-Агаваатейяа. Река, земля, водопад – все это принадлежит нам. Задолго до того, как пришли белые люди, наш народ рыбачил в этих водах и охотился на этих берегах.

– А деревянный настил? Его тоже построил наш народ?

Лицо отца потемнело. Я тут же пожалела, что спросила об этом, но уже нельзя было взять свои слова обратно.

– С другой стороны водопада есть место, которое белые люди называют парком. Они возвели лестницы и построили настил, чтобы брать деньги с тех, кто хочет посмотреть на наш водопад.

– А я подумала, настил там для того, чтобы ловить рыбу.

Отец хлопнул в ладоши и расхохотался. В другое время меня бы порадовала такая реакция, но тогда я не пыталась шутить. Однако, как только эти слова вылетели у меня изо рта, я поняла, что в этих водах нет рыбы. Отец сказал мне, что наша река впадает в большое озеро под названием Гитчи-Гюми в том месте, которое оджибве зовут Неадикамегванинг, а белые люди – Уайтфиш-Бэй. Благодаря журналам «Нэшнл географик» я знала, что лосось плывет по течению, перепрыгивая через пороги, и нерестится в реках тихоокеанского северо-запада, но ни одна рыба не сможет плавать в такой воде.

Смех отца эхом отозвался с другого берега и показался высоким, как смех женщины или ребенка. Он замолчал, но эхо продолжало звучать. Мое сердце громко стучало. Должно быть, на том берегу реки прятался Нанабозхо, дух-пакостник, который раздувал смех отца и швырял его обратно через реку, чтобы поглумиться надо мной. Я вскочила. Я хотела узнать, какую форму этот старый оборотень принял сегодня. Но отец вдруг схватил меня за руку и дернул вниз. Я вытянула шею. Если Нанабозхо и правда посетил этот лес, я должна была его увидеть.