объяснений от тех, с кем проводила зажигательные ночи в Лас-Вегасе. «Сегодня я точно буду», — вспомнились его слова в номере, но у меня не было намерения оставаться и чувствовать, как внутри всё сжимается от нервозности.

— Спасибо, О', — сказала, вставая. — Я устала, и у меня болит голова. Не возражаешь, если я вернусь в номер?

— Нет, совсем нет.

Я попрощалась со всеми и приготовилась пройти мимо аварии. Невозможно было не смотреть на Харди, на меня посмотрел и он. И он улыбнулся мне. Однако я не улыбнулась в ответ. Я была в ярости.

Вошла в лифт и набрала свой этаж. Двери медленно поползли навстречу, но не закрылись, их раздвинула большая рука.

— Что происходит? — спросил Харди, входя в лифт.

— Ничего не происходит, я возвращаюсь в свой номер. Хочу спать, я устала. Я работала за троих, а мне, наверное, заплатят за двоих, — ответила холодно.

Вместо ответа, он расположился рядом со мной в лифте. Воистину судьба. В качестве свидетеля всегда был лифт.

— Могу я тебя проводить?

— Я не боюсь заблудиться.

— Могу узнать, почему ты на меня злишься?

— Я не злюсь. — «Проклятье, я на него злилась, ещё как!» В этот момент я была уверена, что никогда и ни на кого так не злилась.

— Я не настолько глуп, Пруденс.

— Я не настолько прозрачна, Харди, — подколола я.

— Бля, да ты злишься! — изумлённо воскликнул он.

Я нажала кнопку своего этажа, игнорируя его. Мне просто хотелось оказаться в своём номере и оставить этот день позади.

Харди скрестил руки на груди.

— Пруденс, я их не приглашал, они просто выездные фанаты. — Я ничего не ответила. — Эй, я с тобой разговариваю.

— Мне всё равно, это не моё дело.

— А мне так не кажется, и могу я кое-что сказать? Наконец-то я вижу твою реакцию на меня. Это большая честь для меня.

— Ты издеваешься? — Я сверкнула на него глазами.

Харди выглядел серьёзным, очень серьёзным.

— Нет, ты всегда такая холодная, а я такой придурок, что предпочитаю видеть тебя злой на меня, а не равнодушной.

— Равнодушная?

— Абсолютно равнодушная.

— Я не абсолютно равнодушна! — Он поднял бровь. — Это моя работа, что я должна делать, лапать тебя за попу каждый раз, когда ты надеваешь брюки?

Харди пожал плечами.

— Я бы не отказался получить хоть какой-то сигнал, что ты действительно хочешь пойти со мной на свидание тринадцатого февраля, а не только для того, чтобы доставить мне удовольствие.

— Я не встречаюсь с парнем, чтобы доставить ему удовольствие, и мне не нужно повторять эту дату снова и снова, потому что этот день и месяц и так круглосуточно крутятся у меня в голове.

— Значит, ты думаешь обо мне.

— Да… я думаю о тебе.

— Есть шанс, что я тебе нравлюсь? Помимо грандиозного секса? — Харди продолжал смотреть на меня. Лифт поднялся на этаж. Харди вышел, и я последовала за ним к своему номеру.

— Харди, ты не должен здесь находиться.

— Я просто провожаю тебя до двери.

Оказавшись перед номером, я обернулась. Харди был близко, очень близко.

Я чувствовала его запах, почти ощущала тепло его тела. Если он и дальше будет так себя вести, добраться до февраля будет непросто.

— Скажи мне, — прошептал он. — Скажи, что я тебе нравлюсь.

Я не опустила взгляд, продолжала смотреть на него, как и он на меня.

— Ты мне нравишься, — пробормотала в ответ. Я обнажила себя, сняла все защитные покровы и, как ни парадоксально, никогда не чувствовала себя такой сильной.

Харди улыбнулся, кивнул и отступил.

— Тачдаун, — победоносно сказал он. — Если бы мы оказались в другой ситуации, то я попытался бы забить дополнительный мяч, но я хочу быть хорошим, поэтому оставлю тебя в покое.

— Спасибо за милосердие, Динамит.

— И последнее, Пруденс. Если бы я захотел поцеловать тебя прямо сейчас, напротив двери твоего номера, что бы ты сделала?

— Скорее всего, Харди, я бы не смогла отказать.

Глава 20

Она

Do you wanna come over?

Пенни продолжала говорить о плей-офф, но я потерялась, когда она дошла до перечисления результатов команд и их пар.

Всё, на чём сосредоточилась, — это моя работа и тот факт, что до тринадцатого февраля остались считанные дни.

На самом деле, как просто было бы сосредоточиться на всех эмоциях, которые хотела испытывать в этот момент, по-детски в них погрязнуть, но для этого я ждала возможности закрыться в своей квартире и забраться под одеяло после утомительных рабочих дней.

Устоять, не думать о такой возможности получалось нелегко, но и не невозможно. В общем, пятилетнее наказание подходило к концу, в этом не было никаких сомнений, так что единственным решением оставалось избегать мыслей об ожидании.

— Понимаешь, как круто? Как в 2012 году! — уверяла моя коллега.

Нет, я, правда, не могла понять, о какой крутости идёт речь, но улыбнулась.

— Что произошло в 2012 году?

— Балтимор выиграл Супербоул, и тогда они тоже уступили Wild Cards! Нумерология не врёт.

— Пенни, я не успеваю за ходом твоих мыслей.

— Неважно, просто говори «да». Из всех стилистов ты единственная, кто делает вид, что слушает, и не называет меня экзальтированной.

Я разместила все рубашки на передвижной вешалке, а затем мы подтолкнули её к раздевалке. Я ничего не знала о плей-офф, кроме того, что Ravens в любом случае играли на M&T, потому что одержали верх над командой, с которой им предстояло встретиться. Мы зашли в раздевалку, и невозможно было не проникнуться энергией, царившей в этих стенах. Чуть раньше главный тренер произнёс замечательную речь перед всей командой, и хотя мы, стилисты, остались снаружи, мы слышали каждое слово, волнуясь так, словно были частью этого заклинания. Попадание на эту часть чемпионата являлось фундаментальной вехой в жизни парней как спортсменов (и не только), и слова тренера были страстными и важными.

Все ждали и дрожали, в том числе и мы, учитывая (как и ожидалось), — нам не хватало персонала. По этой причине тактика переодевания изменилась: хотя мы всегда делились по ролям, Звёзды имели абсолютный приоритет, и их всегда приходилось переодевать первыми, потому что к ним приковано немалое внимание.

Оказавшись внутри, я и Пенни начали раскладывать рубашки за каждой формой. Начали с нападающих, затем перешли к защитникам и спецбригаде. Команда ещё находилась в раздевалке и начинала готовиться к выходу на поле. Кто отжимался, кто молился на коленях в сторону Мекки, кто сверялся с координаторами, кто шутил и напевал.

А вот Харди сидел на скамейке перед своим местом, в наушниках