Перевел взгляд на жену и увидел, что ее глаза полны слез. «Что же я грублю?» — подумал. Хотел что-то сказать, но Таня громко разрыдалась и выбежала из кухни. А Корольков остался на кухне, начал равнодушно ужинать.

В этот момент он и услышал слова жены: «Уйду я от тебя, Саша, уйду!» Они были сказаны резко. В них слышались горечь, обида, отчаяние.

И опять Корольков не встал из-за стола. Продолжал есть даже тогда, когда хлопнула входная дверь их квартиры…

— Товарищ старший лейтенант, мне направо, — прервал его раздумья угрюмый пожилой водитель попутной машины. — А вам прямо. Здесь до развилки всего три километра. Я не могу — опаздываю. Надо еще рейс в город сделать — молоко отвезти.

— Спасибо, — поблагодарил его Корольков и, подхватив портфель, быстро пошел на шоссе. Надо было спешить. Через час на развилку заедет дежурная машина их части. Она забирает детей из школы, что в соседнем поселке, а также и возвращающихся из Ташкента офицеров, членов их семей. А ему надо было еще поговорить с Юлдаш-акой.

Нет, он хорошо сделал, что зашел в универмаг, купил Тане подарок — серебряную цепочку, шагая по дороге, размышлял Александр. Будет повод начать разговор. Сегодня-то он обязательно сдержит себя и помирится наконец с женой.

В чайхане, где хозяйничал Юлдаш-ака, на одном из столов стоял огромный самовар, и чайханщик усиленно раздувал его каким-то кожаным приспособлением, похожим на большущий сапог.

Среди посетителей выделялись две со вкусом одетые девушки. Они сидели за крайним столиком и о чем-то весело щебетали. Рядом стоял чемодан и кожаная сумка, из которой торчала красивая большая тарелка-ляган.

Старший лейтенант сразу же хотел поговорить с чайханщиком. Но тот, занятый своим делом, не замечал его. Наполнив красный чайник душистым напитком, он понес его к столу, за которым сидели девушки. Корольков тоже подошел к столу, поздоровался с девушками и чайханщиком. Тот внимательно посмотрел на подошедшего офицера, притихших девушек и продекламировал Хайяма:

Опасайся плениться красавицей, друг!

Красота и любовь — два источника мук.

Ибо это прекрасное царство не вечно:

Поражает сердца и — уходит из рук.

Девушки дружно улыбнулись, похлопали в ладоши. А Корольков, напротив, смутился, сказал, обращаясь к чайханщику:

— Юлдаш-ака, я к вам по поручению командира части. Можно вас на минуточку?

— А почему нет? Можно! Только какому начальнику понадобился чайханщик?

— Я от подполковника Смолякова и майора Щелочкова.

— Так сразу бы и сказал. Хорошие это люди. Замечательные! Садись и ты, гостем будешь. К девушкам садись. Они к вам в гарнизон направляются.

Через минуту на столе появились еще две пиалы и чайник:

— Если разрешите, и я с вами посижу. — Юлдаш-ака пододвинул к девушкам вазу с конфетами. Потом спохватился: — Еще горячих лепешек принесу.

Пока он отлучился, Александр Иванович познакомился с девушками, поинтересовался, что ведет их в военный городок. Отвечала за обеих Надя, так представилась подвижная смуглянка с карими, чуть узковатыми глазами и привлекательной улыбкой. Вторую звали Тая. Она была полной противоположностью Наде. Держала себя робко. В разговор не вмешивалась. Соломенная челка волос ниспадала на ее большие темные глаза. Их цвет Корольков сразу и не разглядел. Слишком красивы и мечтательны были глаза. И вся она была хороша, если бы не шрам, деливший надвое нижнюю губу и половину подбородка. Эта губа сразу привлекала взгляд, вызывала любопытство.

— Мы в гости к Жабыкину Косте, — быстро говорила Надя. — Вот решились. Одной мне страшновато в мужское общество, а вдвоем мы ничего не боимся. Так ведь, Тая?

Подруга кивнула головой, не сказав ничего.

— А вы разве не знаете Жабыкина? — Обе девушки посмотрели на Королькова слишком внимательно, как ему показалось.

Он уже понял, что эта смелая и настойчивая девушка — невеста Кости, и от этого ему почему-то не стало легче. И он без особого энтузиазма ответил:

— Почему же, знаю. Мы с ним одно училище оканчивали. Как и со старшим лейтенантом Трифоновым.

— Трифонова я знаю. По рассказам Кости, — оживилась Надя. — Он тоже холостяк?

— Убежденный!

— А вы? Как ваша фамилия?

Этот прямой вопрос смутил офицера. Он заерзал на стуле, но, поймав на себе пристальный взгляд Юлдаш-аки, ответил:

— Женат. Уже шесть лет. А фамилия моя Корольков.

— Корольков? — переспросила Надя.

Александр Иванович сжался в комок, ожидая чего угодно.

— Ой? Так это вы муж Тани?

Корольков весь напрягся. А Юлдаш-ака, спокойно отхлебывавший чай из пиалы, поставил ее на стол и чуть приподнялся.

— Вашу жену я знаю. Красивенькая такая. Беленькая с голубенькими глазами, — продолжала быстро говорить Надя. — Я ей узбекское блюдо везу под плов. Она очень горевала, когда разбила такое же у ресторана «Ташкент». А это, посмотрите, красивое…

Девушка быстро встала, вытащила из сумки действительно красивое блюдо, протянула его офицеру. И…

— Ох! — вскрикнули обе девушки.

Блюдо выскользнуло из рук Нади, мгновение задержалось на столе и упало на бетонный пол. Осколки его разлетелись в разные стороны.

Все выскочили из-за стола. Корольков от неожиданности побледнел, задрожавшими вдруг пальцами начал собирать осколки и прижимать их к груди. Он не слышал, как утешала его Надя, обещая привезти новое, более красивое блюдо. Но видел, как теребил свою седую бороду Юлдаш-ака, тихо повторяя рубаи бессмертного Хайяма:

Если жизненной похоти станешь рабом —

Будешь в старости пуст, как покинутый дом.

Оглянись на себя и подумай о том,

Кто ты есть, где ты есть и — куда же потом?

Эта сцена длилась несколько секунд. Затем Надя со вздохом промолвила: «Несчастная тарелка» — и тоже принялась собирать черепки, бросать их в урну. Закончив с этим, она уже с улыбкой сказала:

— Вторая тарелка бьется — это уже к большому счастью.

А Корольков и не переживал. Ему жаль было Надиного труда — покупала, везла подарок, а самой тарелки — ничуть. Он весь был во власти необычайно сильного чувства, словно к нему пришло радостное прозрение: ведь эта случайная встреча открыла ему правду, убедила его в том, как он заблуждался. Радость была настолько сильной, что мешала пока во всей полноте ощутить, какую же душевную боль он нанес своей жене, как оскорбительна была для близкого человека его ревность! Эти минуты беспощадного суда над самим собой заставит потом пережить его старший лейтенант Трифонов.

А пока Корольков, держа в руках два больших черепка, разрисованных яркими розами, думал только об одном: «Таня не виновата! Все, что она говорила, все, что Трифонов говорил, правда!»

Ему захотелось немедленно в городок. Он уже представлял, как вбежит по